Халиф на час

Шахразада

Много раз вечерами после прочтения очередной сказки Сирдар вновь и вновь задумывался о том, кто же теперь его маленькая племянница. О да – она по-прежнему выглядела маленькой девочкой, которая растет, учится, набирается сил. Но вместе с тем ее умения были умениями колдуньи, некоторые ее знания были знаниями взрослой опытной женщины, а некоторые слова уводили Сирдара из мира обыденности в мир древних, иногда даже забытых богов.

И всегда вокруг Джамили, как там, в деревне, были кошки. Иногда четыре, иногда пять кошек сопровождали ее вместе с тетей на базар, одна из мурлык всегда

дежурила у ложа девочки. Эти существа быстро стали такой же непременной особенностью дома, как и радостный смех, который часто долетал до Сирдара, когда он возвращался после своих дневных трудов.

Джамиля росла и постепенно превратилась в настоящую красавицу. Но доброй Айше хватило мудрости, чтобы воспитать девочку не бездельницей, а усердной и терпеливой помощницей во всех делах.

И вот наступил вечер первого осеннего дня, который надолго запомнился Сирдару. После усердных трудов он отдыхал, опустившись на шелковые подушки. А жена и племянница суетились вокруг него, подавая ужин и делясь всеми сплетнями и новостями, на которые всегда был так богат багдадский базар.

(Сирдар иногда удивлялся тому, что его женщины узнают новости раньше чем он. Он, который долгие дни проводит на базаре…)

– А еще говорят, что вчера вечером видели, как из боковых ворот дворца выскользнули двое иноземцев. Ростом они точь-в-точь походили на нашего халифа, да пребудет с ним всегда милость Аллаха всесильного, и его визиря. Говорят, что иноземцы эти гуляли по городу до поздней ночи, а потом растворились во тьме у западных ворот. Почтенная Зульфия рассказывала, что отец нашего халифа Гаруна аль-Рашида, Мирза-ибн-Фатх, тоже иногда развлекался тем, что, переодевшись в платье простолюдина, гулял по базару и слушал городские сплетни.

– Много она знает, твоя глупая Зульфия, – пробормотал Сирдар. Он, конечно, тоже слышал о таком, но почему-то не мог заставить себя поверить, что изнеженный халиф, который всегда одевался в тончайшие шелковые одежды и невесомые башмаки, вдруг наденет простое хлопковое или – о Аллах, такое и представить невозможно! – шерстяное платье только для того, чтобы неузнанным погулять по улицам Багдада, вслушиваясь в городские сплетни. – У халифа, чтоб ты знала, несчитанные полчища лазутчиков, которые, это я знаю точно, только тем и заняты, что прислушиваются к слухам и сплетням.

– О полчищах лазутчиков мне тоже известно, о мой муж и повелитель. Но Зульфия всегда говорит правду… Ну, или то, что считает правдой.

– Но, дядюшка, разве не может наш халиф переодетым бродить по городу? Что в этом недостойного?

– Я думаю, малышка, – отвечал Сирдар, по привычке называя высокую и тоненькую племянницу малышкой, – что недостойного в этом ничего нет. Это, скорее, просто неразумно. Как неразумно было бы крошечной ложечкой пытаться вычерпать реку или с помощью детской плошки наполнить бассейн. А потому я и не верю, что халиф, все дни проводящий в размышлениях о государственной пользе, вдруг стант надевать кафтан лавочника, чтобы послушать, что говорят в рядах кондитеров или ювелиров.

– А если он влюбился в простую девушку? Как же ему ухаживать за ней?

– Малышка, ну что ты говоришь? Как халифу вообще

увидеть простую девушку, а тем более, как влюбиться в нее? Он же не покидает дворца ни днем ни ночью, ни в праздники ни в будни.

– Но как же он найдет себе жену? Ведь говорят, что наш халиф совсем молод… Он же должен жениться!

– Конечно, должен! Но не на простой девушке, не на дочери кузнеца или сестре пекаря!

– А почему, дядюшка? Что плохого в том, что жена из семьи кузнецов или пекарей? Вот тетя Айше родом из семьи кондитеров. Разве ты хоть раз в своей жизни пожалел, что она не принцесса или не иноземка какого-нибудь знатного рода, например, дочь полуночного владыки-конунга?

– Да храни меня Аллах от таких мыслей, девочка! Тетя Айше самая лучшая из женщин под этой луной! И самая прекрасная жена…

– А моя мамочка?

– А об этом спроси у своего отца, малышка! – Сирдар весело улыбнулся девушке.

– Обязательно спрошу.

Джамиля улыбнулась в ответ. В комнату вошла Айше с подносом яств и сластей. Некоторое время стояла тишина, прерываемая лишь возгласами восхищения.

– Вот видишь, девочка, а ты говоришь, дочь конунга! Ну разве кто-то лучше нашей Айше сможет приготовить плов? Разве кому-то под силу испечь такие крошечные и ароматные пирожки? Даже простой шербет, который сделала добрая моя жена, может сравниться с самыми изысканными винами любой страны…

– Тетя Айше просто немножко волшебница, – ответила Джамиля.

Сейчас она вспомнила, как только утром болтала с тетей и та жаловалась, что устала стоять целыми днями у очага, устала угождать привередливому вкусу своего мужа, что у нее болит спина, а ноги кажутся просто свинцовыми.

Вспомнила это и тетя. А потом вспомнила, как племянница несколько раз провела ладонью вдоль спины, а потом попросила Айше на пару минут присесть.

– Я помогу тебе, тетя, а ты просто посиди с закрытыми глазами и подумай о чем-нибудь радостном.

Айше послушно опустилась на подушки и закрыла глаза. Перед ее мысленным взором встал тот день, десять лет назад, когда после слов «просто посиди с закрытыми глазами» она встала помолодевшей, словно не было долгих лет. Интересно, что придет в голову ее племяннице – самой доброй волшебнице в мире?

И вот на колени Айше опустилось что-то теплое и очень нежное. Она приоткрыла глаза и увидела, как рядом с ней умащиваются кошки. Красавица, черная как ночь Мурлыка расположилась у левого бока, снежно-белая Игрунья – у правого. На коленях лежал огромный котище по имени Лентяй, а пятки ей согревала Лапушка, пятнистая синеглазая кошка.

– Не подсматривай, тетя!

– Я только учусь у тебя, девочка…

Джамиля улыбнулась и нежно положила ладонь тете на глаза. Та позволила себе расслабиться и с удивлением почувствовала, что спина больше не ноет, что ноги уже не налиты усталостью, а руки вновь полны силы.

– Ну вот, добрая Айше, теперь можешь встать.

Женщина поднялась и ощутила необыкновенную легкость. О чудо, она чувствовала себя на добрый десяток, а то и на два десятка лет моложе. Спина гордо распрямилась, сильные руки легко смяли комок теста…