Хандра Сузумии Харухи
Шрифт:
– Эй, Кён.
Кто-то сзади похлопал меня по плечу. Так и есть - Танигучи собственной персоной.
Пиджак он нес на плече, галстук его походил на гармошку и сбился на бок.
– Где был на майских?
– Возил младшую сестренку к бабушке за город.
– Ну ты даешь!
– Да ладно, сам-то чем занимался?
– Всю дорогу вкалывал.
– Что-то на тебя не похоже.
– Кён, ты же взрослый мужик - и до каких пор собираешься возить сестренку к бабушке с дедушкой? Пора бы выглядеть хотя бы десятиклассником.
Кстати, Кён - это я. А всё
– Бог мой, Кён уже совсем большой!
Сестренке прозвище до ужаса понравилось, и она тут же его подхватила. Ну, с тех пор и повелось - даже у моих друзей, прослышавших как эта малявка зовет меня Кён. С того дня имечко “Кён” намертво ко мне прилипло. Елки-палки, уж лучше эта шкодница так и продолжала бы звать меня “братиком”!
– У нас семейная традиция всем родственникам собираться на майские праздники, - ответил я, продолжая улиткой ползти вверх по холму.
От стекающих по телу градин пота мне поплохело.
Танигучи, как обычно весьма довольный собой, принялся выпендриваться, мол, на его работе вокруг так и вьются хорошенькие девчонки, и что он решил просадить свои кровные сбережения на свиданки и все такое прочее. Откровенно говоря, нет ничего скучнее чужих мечтаний, все равно что выслушивать восторги по поводу ума и грации какого-нибудь слюнявого бульдожки.
Пока я таким образом был принужден вникать в подробности расписания свиданок Танигучи (естественно, ему и в голову не приходило что кто-то из девчонок может дать ему от ворот поворот), мы, наконец-то, доползли до школьных ворот.
Когда я вошел в класс, Сузумия Харухи уже сидела на своем месте позади моей парты и смотрела в окно. Нынче ее голову украшала прическа из двух тугих узлов, и я легко догадался, что сегодня среда. Усевшись и внезапно подчиняясь какому-то порыву, причину которого мне трудно объяснить, единственное, что приходит в голову, так это временное помутнение рассудка - я вдруг обнаружил себя вновь подбивающим клинья под Сузумию Харухи.
– Ты что ли из-за пришельцев каждый день прическу меняешь?
Точно робот Сузумия Харухи медленно повернула лицо и уставилась на меня своим убийственно серьезным взглядом. Честно, я слегка трухнул.
– И когда заметил?
– Таким ледяным тоном обычно разговаривают с валуном на обочине дороги.
Я помедлил, вспоминая когда же это случилось.
– Ну, недавно.
– Вот как?
– С раздраженным видом Харухи подперла подбородок ладонью.
– По крайней мере, мне так показалось, ведь ты каждый день выглядишь по-разному.
Это впервые, когда нам удалось завязать разговор!
– Что касается цветов, то понедельник это желтый, вторник - красный, среда - голубой, четверг - зеленый, пятница - золотой, суббота - коричневый, а воскресенье - белый.
Я вроде как сообразил, что она хотела сказать:
– То есть, если каждому цвету сопоставить число, то понедельник будет соответствовать нулю, а воскресенье - шестерке, так?
– Правильно.
– Но почему бы понедельнику не быть единицей?
– Твое мнение кого-то интересует?
– Э-э-э, действительно.
Этот ответ ее, кажется, не удовлетворил, и она сердито на меня посмотрела. Ничего не оставалось как сесть, ежась от ее взгляда, и терпеливо ждать звонка.
– Я тебя раньше не встречала? Давным-давно?
– Вряд ли.
Тут в кабинет влетел учитель Окабе, и наш разговор прервался.
Хотя первая беседа с Харухой вряд ли заслуживала чести войти в том избранных воспоминаний, она вполне могла стать тем переломным моментом, которого я с таким нетерпением ожидал.
Пока единственным удобным моментом для нашей болтовни оставалось время перед самым началом уроков, так как со звонком на перемену Харуха обычно исчезала из класса. Но поскольку я сидел прямо у нее под носом, то мои шансы перекинуться с ней словечком оценивались гораздо выше, чем у остальных в классе.
Но больше всего удивляло то, что Харуха вполне нормально со мной разговаривала. Я-то ожидал от нее продолжения репертуара в стиле: “Ты мне надоел, идиот, заткнись! Отвали!” Похоже, два чудика нашли друг дружку, раз уж у меня хватило смелости разговорить ее.
Однако когда я на следующий день пришел в школу и обнаружил, что вместо трех хвостиков Харухи вообще обрезала свои длинные пушистые волосы, то вновь почувствовал себя не в своей тарелке.
Прекрасные волосы, ниспадавшие до талии, теперь оказались безжалостно укорочены до плеч. И хотя новая прическа все равно очень ей шла, но она ведь остригла волосы сразу после моей трепотни о догадке насчет ее хвостиков. Выходило так, что Харухи и в грош меня не ставит. Вот непруха!
Когда я спросил ее о причине, то получил:
– Просто так.
Кроме фирменного раздражительного тона, она больше ничем не высказала своего неудовольствия или плохого настроения. Обсуждать свои поступки со мной она не собиралась.
Впрочем, как я и ожидал; так что все нормально.
– Ты и вправду пыталась записаться во все школьные кружки?
Начиная с того дня, болтовня с Харухи перед уроками стала для меня что-то вроде чистки зубов по утрам. Конечно, если я не заводил разговор, то и Харухи не делала никаких встречных попыток. Презрительное молчание было мне единственным ответом, если мой язык поворачивался поинтересоваться ее мнением о телесериалах, погоде, то есть о том, что она считала “пустейшими пересудами”. Учитывая это, мне всегда приходилось тщательно выбирать тему для беседы.
– Среди них есть хоть что-то выдающееся? Я бы туда записался.
– Нет, - уныло ответила Харухи.
– Одна тоска.
Она повторила это еще раз, тяжко вздохнув. Она и в правду тосковала?
– Я-то надеялась, что эта школа окажется хоть чуточку лучше. А здесь все то же самое очень среднее образование. Ничего нового. Похоже я поступила не туда.
Уважаемая, хотелось бы знать, чем же вы руководствовались при выборе учебного заведения?
– Все эти спортивные клубы и кружки по интересам - бред собачий. Если бы здесь действительно работали необычные клубы или кружки...