Ханский ярлык
Шрифт:
— Они шибко богатые и сильные, это не так просто, повелитель.
Шукер — телохранитель.
— А ты бедный? Да? — съязвил хан.— У тебя на боку вон царская сабля. Она что, для красы висит? И потом, если убьешь их, возьмешь их богатство и жен.
— Хорошо. Я исполню, как велишь.
— Исполни. И головы их привези мне. Я хочу им плюнуть в глаза.
Дюденя, опытный воин, понимал, что открытое нападение на ставку Телебуги успеха не принесет. Решил налететь ночью. Собрал своих охотников, сказал им:
— Телебуга с Солгуем замыслили худое против
— Чьи сотни пойдут?
— Ничьи. В захвате участвуете только вы и я. Возле кибитки Телебуги не более полусотни нукеров. Чтоб в темноте отличить своих, повяжемся белыми платками.
Однако Телебуга с Солгуем приняли свои меры и даже чуть было не повздорили:
— Зря убили Акчу,— сказал Солгуй.
— Почему зря? Предателю положена смерть.
— Акча исчез, Тохта сразу догадался. Видел, брата Дюденю призывал. Зачем?
— Ну и что?
— А Дюденя к себе сотников вызывал. Зачем?
– Ну мало ли. Впрочем, надо и нам своих на всякий случай приблизить.
И вот не полусотня нукеров стала охранять ставку Телебуги, а около трехсот воинов затаилось по кибиткам и возам в окружении своего темника. И когда прокричал первый петух и сотня дюденевских сотников под командой самого темника кинулась на ставку Телебуги, там, словно из-под земли, явилась стена воинов.
Их было так много, что нападавшие сразу же стали нести потери, а увидев большое превосходство врага, попятились и вскоре побежали вместе со своим воинственным темником.
Теперь их белые повязки служили им худую службу, выдавая их преследователям. Дюденя первым догадался сбросить платок с головы и укрыться под одной из телег.
В этой ночной вылазке Дюденя потерял едва ли не половину своих сотников. После этой ночи началась борьба в открытую.
Уже на рассвете дюденевские сотни окружили дворец Тох-ты, как самые преданные великому хану.
В ставке Телебуги тоже шло накопление сил. Воинам говорили, что хан хотел убить Телебугу и истребить весь род его, а также и Солгуя со всей семьей. За что — не объясняли, захотел, и все.
Но вот от хана Тохты прискакал посланец, его пропустили к Телебуге.
— Хан приказал, чтоб ты, Телебуга, и Солгуй прибыли к нему во дворец.
— Зачем?
— Он сказал, что сам хочет разобраться в ночной драке.
— Ха-ха. Какой умный хан. Не вышло наскоком — зовет манком. Я ему не суслик на свист являться.
Выслушав ответ Телебуги, Тохта поморщился и молвил негромко:
— Ну что ж, нож брошен, поднимем его.
И зашевелился, загудел Сарай-Берке — столица Золотой Орды,— словно встревоженный улей. Город стал расползаться. Вчерашние соседи вдруг становились врагами. Вечером вместе хлебали из котла сурпу, а утром:
— Ты за кого?
— Я за хана Тохту.
— Ну и дурак. Что хорошего тебе сделал хан?
— Но Телебуга предатель.
— Телебуга герой, он поднял саблю против насильника.
— Да тебя убить мало.
И убивали друг друга прямо во дворе. Но чаще тут же разъезжались, не желая жить рядом с предателем, с переметчиком.
А меж тем в обеих ставках шли беспрерывные совещания.
— Ну, что будем делать? — спрашивал Телебуга союзни-| ка.— На охоте б убили — и шито-крыто. А теперь?
( —Да. Сорвалось. Придется уходить к Ногаю.
— Да ты что? Ногай меня не любит.
— А Тохта любит? Да?
— Ногай на меня за Тверь сердится. Я после Дюдени ходил с Тахтамиром на Русь, и Тверское княжество мы малость
| пограбили.
— А почему Тверское?
— Другие-то почти все Дюденя поскреб. Откуда нам знать было, что у тверского князя ярлык от Ногая. Может, Тахтамир знал, но я нет.
— Да,— вздохнул Солгуй,— Но если мы не уйдем, Тохта сзовет всех темников со степи и сомнет нас. Раздавит как тарантулов. ' Как ни прикидывали заговорщики, получалось, что надо уходить, и чем скорей, тем лучше. Решили умаслить Ногая, подарить ему бахтерец с золочеными бляхами, шлем и саблю дорогую.
Едва ли не половина Сарая снялась вдруг с места и стала перебираться через волжские плесы на правый берег. Ржали кони, мычали испуганно коровы, блеяли овцы. Все, что могло плавать, использовалось для переправы телег, разобранных кибиток. Те хозяева, чьи стада паслись на правом берегу, счастливчики были, потерь не понесли. А кто перегонял скот через плесы, понес немалые убытки — много животных утонуло, особенно овец.
В ставке Тохты сразу узнали, куда направляются Телебуга и Солгуй.
— Прекрасно,— потирал руки Тохта.— Они проползут до Ногая месяца два-три. А мы пошлем к нему гонца с грамотой. Эй, писчик, доставай добрый пергамент, садись и пиши.
Писчик, всегда находившийся около, быстро исполнил приказание.
— Так,— поморщил Тохта лоб, придумывая первые слова.— Пиши... «Наш высокочтимый повелитель и брат...»
Писчик медленно стал выводить на белом пергаменте буквы, долго писал эти слова. Тохта не торопил, понимая, что буквы должны быть красивыми. А красивые пишутся медленно. Дождавшись, когда писчик закончил и поднял голову, хан продолжал:
— «...верноподданно сообщаю тебе, что мои слуги Телебуга и Солгуй замыслили убить твоего верного брата — меня. Но Аллах открыл мне глаза. Испугавшись моей мести, они решили бежать к тебе. Берегись их, мой повелитель, это скорпионы, готовые ужалить даже своего благодетеля...»
— Ну как? — спросил Тохта Дюденю.
— По-моему, хорошо. Надо попросить убить их и прислать сюда их головы, чтобы ты мог плюнуть им в глаза.
— Не надо. Ногай лучше знает, что с ними надо делать. Он помог мне сеть в Сарае, он знает, что делать с моими недоброжелателями. Мои враги — его враги. Тем более у него на Телебугу давно зуб. Пиши дальше,— кивнул хан писчику.— «...У меня очень хорошая охота на разных зверей, присыпай своих сыновей погостить у меня и поохотиться всласть. Я их встречу как родных. Остаюсь твоим преданным другом и союзником. Тохта».