Характер-судьба и жизнь лафа. Том 2

Бельферман Моисей

Тут на повестку дня выходит другой вопрос. Искусство приходится демократизировать в политическом смысле. Нести в массы. Такое призвание сохраняет искусство. Пытаются его раздробить на малюсенькие огрызки. Заставить их светить фосфорическим светом. Во тьме жизни освещать деятельность партии в процессе строительства коммунистического общества. При ликвидации недостатков роста в общественном секторе, в строительстве, на производстве. По подтягиванию села к городу. Наоборот? Города – к селу! Макулатуры, низкопробного чтива – к уровню художественной литературы. Потребления – к уровню образования. Особенно в этой пятилетке. Все решается сейчас! Абсолютно все. Ничего конкретно! Быть или не быть?!

По достигнутому уровню выводят вал. Учитывают посещаемость зрителей. При плановом заданном количестве спектаклей. Также финансовую выручку. За декаду, месяц, квартал, год… Важнейший показатель – прибыльность среднестатистического театрального кресла. Связь с массами

определяют по количеству выездных спектаклей. На заводской и колхозной сцене. Учитывают и качественные показатели. Особенно в решающий, определяющий год пятилетки. Забыл, как определила сусловская пропаганда нынешний год? Раскопали термины сталинского времени. Трудящимся приходится готовиться к испытаниям, нехваткам и трудностям. Естественного и стихийного свойства. Потуже затягивать ремни. Затем осуществить решающий бросок – в будущее! Оторваться от застоя-увядания. От пустоты, бессмыслия. Только вперед! Без остановок! Налегке ворваться в коммунистическое благоденствие. Транзитом!

В такие жуткие времена приходиться творить. Творить – не то слово. Создавать какую-то видимость существования. Не дожидаться будущего рассвета искусства. Родного, народного – по крови. Социалистического – по духу. Творить на существующей основе. Современная драматургия – особая дрянь! Имеются талантливые драматурги. Знают жизнь. Обладают творческим методом. Наделены фантазией. Все они выжаты. Цензура одуряет. Испепелила все их находки. Проверены-перепроверены отделами кадров (кадрильниками), спецчастями. Каждое слово художественного произведения взвешено на точнейших весах политической целесообразности. После тщательнейшего досмотра остаются только оскопленные пьески, сценарийки. В допустимых дозах они разбавлены неумными, плоскими остротами. Выцветшими фразами. Тупыми мыслями. Давно нет искусства! Похоронено. Совершается отвратительное действо. Политико-директивное «творение». Это чумное ИСКУССТВО живо распространяют по заданию. С помощью государственных органов. В этом заметнее всего проявляются вирусные хвори социализма. Искусства нет. Вообще будущего… Вездесущий контроль осуществляют из некой министерской, госбезопасновской бюрократической инстанции. Может развиваться лишь с высочайшего неквалифицированного соизволения. Тупари имеются повсюду. Представляют несчастье. В искусстве такие люди, ведомства страшнее ядерной войны. Что поделаешь: заняли все номенклатурные должности-кормушки. Указывают-диктуют с высоты болотного микроповышения. Без них народ глуп, неразвит. Не поймет хорошего – плохого. Дозволенного – запретного. Это тупоголовые ничтожества! Хорошо умеют разглагольствовать, резонерствовать, демагогствовать… Хоть хлебом не корми! Ничего дельного от них не добьешься. Такие жуткие перестраховщики! Удовлетворены существующим. Страшатся любых перемен: способны нарушить стабильность, подорвать всевластие…

Вот в таких жутких условиях приходится трудиться. Это еще не все! Чуть ли не каждому шагу на пути творческого поиска сопутствует мелкая зависть. Черная неблагодарность. Сплетни. Дрязги. Подсиживания… В театральном коллективе (в «творческой» среде) все поедом едят друг друга. Не могут насытиться! На действительные события нагромождают тонны напраслины, домыслов. Это катят снежным комом. Сотрудники варятся в собственном соку. Завидуют чужому успеху. Радуются провалу соперника. Лицемерят. Насмехаются. Цинично выражаются. Развратничают. Горе топят в крепких спиртных напитках. Обмывают радость. Аппетит насыщают обильной жратвой. Здесь превосходно действует система кривых зеркал. Испорченного телефона. Модны прочие забавы великорусских граждан. Достигли зрелого возраста. Остались детьми. Становятся отщепенцами – от породившего их общества. Почти все актеры-актрисы чувствуют себя стихийно талантливыми. Даже гениальными. Только что по уровню театрального (вовсе не культурного) развития стоят ненамного выше зрителей. На спектакли собираются истинные любители театрального искусства. Приходит театральная публика. Поощряют хлопками понравившуюся игру. Изредка раздаются шквальные аплодисменты искренней благодарности.

Актеры часто высокомерно смотрят на зрителей. Иногда даже их презирают. А ведь играют не только для собственного удовольствия. Играют «на зрителя»! Пытаются заинтересовать. Вывести из равновесия. Удивить чисто внешними эффектами. Все творческие и честолюбивые люди стараются понравиться – в самом начале актерской карьеры. Только отдельные критически мыслящие получают полное удовлетворение от собственной игры. Постоянно продолжают совершенствоваться. Творческие задатки, актерский талант не всегда проявляются сразу. Часто периоды саморасцвета актеров быстро проходят. Многие становятся ремесленниками. Кое-как выполняют творческую работу. Только по обязанности. Теряют интерес. Может наскучить однообразие. Является утомление – вместо удовлетворения, радости от добросовестно выполненной работы. Жизнь отделяет род деятельности. Исчезает желание работать над собой, ролью.

По необходимости заучивают слова, позы, выражения глаз, мимику, походки, манеры… Теперь это уже просто работа. Профессия. Не призвание! Находиться на репетициях вынуждают внутренний распорядок трудового дня и требовательный режиссер. Некоторые режиссеры являются идолопоклонниками теоретических постулатов. Иногда работают по современному варианту системы Станиславского. Не по самой системе. Мало кто знает ее теоретическую часть! Актера побуждают часами попугайничать. Кто как может и хочет. Творческую работу низводят до инстинктивности. Развивается механичность. В ущерб естественности, искренности. Сам Станиславский упадет в обморок, узнай, что конкретно вездесущие «новаторы» и «бездумные попугаи» выдают за его систему. Исполняемая роль редко вдохновляет на дерзания, самопожертвование. Думают чаще про себя. Иногда высказываются. «Кому все это нужно? Кому?! Зритель даже не поймет. Искусство вырождается в подобие пропагандистского ремесла».

Васильеву тошновато выслушивать хреновину этих мудрствований. Одно удерживает: вдоволь выпивки. Закуска на столе. Его всегда привлекает все даровое. Сам редко принимает, но в гости… Как пионер: всегда готов! Только бы не жадничали – иногда случается! Придешь с бутылкой – угостят. Иначе даже чаем не напоят. Такой пошел народ. Берегут… дерьмо! Перевели скот: нечем кормить. Из-за недостатка навоза плохо удобряют огороды. Стараются не пользоваться химикатами. Никому неохота травиться! Выращенное не всегда продашь. Скормишь поросятам…

Потом то мясо… Куда ни повернешь – жри химию! Так уж лучше. Полностью не обойдешься. Пьешь, жрешь – все приближает к смертному концу. Это – избавление. От жизненных мук. Душевных страданий. Бессмертная душа возвращается к своему пастырю. Для успокоения, блаженства. Решат ангелы – переселится душа. Поведет другое тело по жизни неведомыми путями. Ему одному подвластными. Заранее предопределенными. Для испытания. Выдержавших – поощряют. Провинившихся – наказывают. Согрешивший знает: в руках Божьих.

Васильев думает о своем. Его вовсе не волнуют фантазирования приятеля. Задержится до момента, пока не опустошит все бутылки, тарелки. Неимоверно развита в нем жадность ко всему чужому. Свое бережет! Немного завидует. В нем нет понимания, сочувствия. Понять это трудно. Не объяснишь: кривляка стал почитаемым человеком. Приходят посмотреть на его выходки. Даже деньги платят! И сейчас не поймешь: свои говорит слова? Чужие? Роль мог кто-то написать. Только повторяет! В голове не может просто так возникнуть складная история такой величины. Не бабский ведь ум и язык – мужик. Пуще бабы! Без срама и отличия. Есть мужики – от баб ничем не отличаются. Был всегда таким? Стал? Слабак: дернул стакан водки – развязался язык. Не приходилось иметь дело с прокуратурой, госбезопасностью. Знал бы: каждое слово считают уликой. Не дал показания – им не к чему придраться! Все равно засудят. Зато скостят срок. Язык сам напрашивается на неприятность. Глупо распускать язык. Все вешает лапшу на уши. Ищет приключения на свою дурную голову. Ищи себе! Только нас не вмешивай.

Не слушает Васильев. Ему не до театра: новая повестка. Матушка накличет беду на его голову. Непременно! Со своими убеждениями! Норовит изменить советскую жизнь. Невозможно! Быстро стала другой – переродилась. Всех судит по своей мерке. Простого не понимает. Словно малое, неразумное дитя. Умная – такие глупости! Она чудная. Не наша, не советская. Наш человек всегда поймет и простит. Она! Что говорить?! Глупые у нас сидят в конторах большими начальниками. Разве сразу не понятно: поскорее ее выслать! Разлагает разговорами и сомнениями. Для правящей власти лучше! Но они превратно понимают свою пользу. Часто делают во вред. Той самой безопасности. Глупые люди. Не может система быть умнее! Только в органах собрали самых… Но что они могут? Не перешибешь обухом – только оглушишь. И они любят трепаться. Никогда Васильев не встречал подобного трепача. Полетаев заливается тенорком…

– В принципе, многим актерам безразлично: успех – провал. Посредственный спектакль… Зарплата та же! Комитет не вручит грамоту. Очередную. От профсоюзов. Ею – подтереться! Бумага толстая – почти картон. Бланков тех в культмаге – бери не хочу! Только без текста, подписи и печати. Наша зарплата не зависит от выполнения финансового плана-сбора. Больше зарабатывать удается только при установлении дружеских взаимоотношений. Паразитов много: все! Администрация, режиссер, литконсультант, инспектор отдела кадров. Все они трудятся в поте лица. Не щадят себя и – другого. Так все у нас устроено. Обозлен самый добрый человек. Превращается в мучителя. Нет вовсе добрых по природе. Люди злы, завистливы, мстительны. С начальством приходится не просто ладить – угождать ему. Платить – щедрой дружбой! Это понятно всем! Хорошо заиметь «руку» в отделе культуры. Неосуществимая мечта – в самом министерстве. Полезно иметь приятеля-журналиста. Иногда черкнет рецензийку. Выскажет печатно пару похвальных слов.