Харбин
Шрифт:
– В своей автобиографии вы пишете о том, что ваш батюшка был участником петербургской промышленной войны 1896 года… – продолжал пытать он Александра. Получив утвердительный кивок, он улыбнулся. – Видно, революции у вас, Болоховых, в крови…
Александр пожал плечами. Мол, видимо, так.
– После подавления той стачки текстильщиков моего отца арестовали и посадили в Петропавловскую крепость, – проговорил он.
– И чем же ваш батюшка сейчас занимается? – поинтересовался председатель.
– Он погиб во время кронштадтского восстания 1905 года… Я об этом написал в своей анкете.
– Вот как?.. – сделал удивленное лицо Межинский. – Видно, я запамятовал… И что, вы решили отомстить за него? – хитро прищурив один глаз, спросил он Александра.
Тот нахмурил брови.
– Нет, революция была моим личным выбором! – жестко произнес он.
– Это хорошо… – удовлетворен его ответом хозяин кабинета. – Получается, ваш отец погиб, а дело его живет, – проговорил он. – Не понимаете?.. А разве вам не известно, что Владимир Ильич сказал относительно стачки, в которой участвовал ваш батюшка? С нее, сказал он, и началось непрерывное рабочее движение… Которое, добавлю к его словам, закончилось, как вы знаете, социалистической революцией.
Болохов даже весь зарделся, услышав такое. То были не просто чьи-то мимолетные слова – это была историческая оценка, данная вождем тем, кто начинал борьбу за освобождение рабочего класса, в том числе и его отцу, участнику тех далеких уже событий. Выходит, не зря он жил на этом свете, коль его дела отмечены высоким знаком внимания.
– А знаете, Александр Петрович, для чего я вас вызвал? – неожиданно спросил председатель. Он попытался вдруг встать и пройтись по кабинету, чтобы чуток размять затекшие от долгого сидения в кресле ноги, но потом передумал. Скорее всего, для этого у него уже не было сил.
Болохов даже весь подобрался в ожидании приговора. Вот сейчас, сейчас Менжинский скажет, что партия в лице руководства аппарата ОГПУ решила послать его на новый участок работы, что она верит в него и надеется, что он и там будет так же с честью служить делу революции. Но как же Александр ошибался, думая, что речь пойдет о новом назначении!
– Вам предстоит отправиться на Дальний Восток, – сказал председатель. – Там становится слишком уж жарко… Как вы знаете, провал интервенции не остановил наших врагов. Те же японские правящие круги до сих пор не отводят своих алчных взглядов от российских земель. Свидетельство тому – «Официальная история войны в Великой Восточной Азии» – многотомный труд, созданный военно-исторической секцией научно-исследовательского института Управления национальной обороны Японии. Там ясно все сказано, что хотят японцы. Ну а курс на подготовку к войне против СССР был определен ими еще в 1923 году на совещании военно-политического руководства страны с участием императора Хирохито. То есть спустя лишь год после эвакуации японских войск с территории российского Приморья. В том же году был составлен план войны против Советского Союза. Здесь важно понять, что самым надежным и наиболее удобным плацдармом для такой войны может быть только Маньчжурия, на которую господа самураи, по нашим данным, тоже положили глаз… – Он умолк, давая Болохову возможность переварить информацию. Пауза длилась недолго, после чего председатель снова заговорил. – Естественно, белая эмиграция тут же поднимет голову, как только японцы развяжут войну. Знаете, сколько бывших белогвардейцев осело после Гражданской на маньчжурской стороне? Десятки… да что там – сотни тысяч человек. Считай, половина всей эмиграции… А это огромная сила. И ее наши зарубежные недруги хотят использовать в своих целях. Впрочем, уже используют. Из числа этих людей иностранные разведки вербуют шпионов и диверсантов, а порой даже формируют целые вооруженные отряды, которые нападают на наши населенные пункты, жгут дома, убивают людей, уводят за границу скот. В этой связи нами… то есть нашим правительством, – уточняет он, – было решено принять срочные контрмеры. Наша главная задача сейчас – это завладеть инициативой. Для этого мы должны перейти от обороны в наступление. Теперь контрразведывательная работа будет осуществляться нами параллельно с созданием на сопредельной территории надежной оперативной позиции. Нам важно поставить под свой контроль процессы, происходящие в различных слоях российской эмиграции, организовать активное выявление их подрывных центров, чтобы в конечном итоге начать их физическое уничтожение… Надеюсь, вы понимаете меня?.. – Менжинский на секунду замолчал, чтобы понаблюдать за реакцией Болохова. Но тот спокойно воспринял его слова. «Молодец, – мысленно похвалил его председатель. – Видимо, уже научился владеть собой, а это очень важно для человека его профессии». – Кстати, вы были когда-нибудь в Харбине?
– Не приходилось… – коротко ответил Александр.
– Так вот придется, – достаточно жестко проговорил председатель. – За последние годы там были сформированы десятки антисоветских подрывных центров из числа тех, с кем, собственно, вы когда-то и боролись. Глупцы! – неожиданно усмехнувшись, произнес он. – На что они надеются?.. Что им удастся свергнуть советскую власть? Но ведь эта идея сегодня выглядит архиутопической, если учесть, что наша страна не стоит на месте… Она развивается, она становится сильной… Однако нам не нужна война. А эти люди к ней призывают… Сам собой напрашивается вопрос: как избавиться от этих подонков? Однако не мне вам рассказывать, что в этом случае нужно делать. Нет, я не стану сейчас говорить о деталях операции – об этом вам расскажет товарищ Артузов. Я знаю, вам уже доводилось работать с Артуром Христиановичем, так что в добрый путь! – улыбнулся Менжинский. – Впрочем, у меня еще к вам будет личная просьба… – Он снова порывается встать, но опять у него не хватает для этого сил. – А просьба такая… В Харбине обосновались пятеро негодяев, которых… – Он делает паузу. – Которых партия считает своими врагами. Нет-нет, это не какие-то там известные деятели, – заметив в глазах Болохова немой вопрос, торопится объясниться он. – Это обыкновенные шарлатаны, но от них столько идет сегодня вони! А нам это нужно? Вот я и прошу… Я прошу каким-то образом заткнуть им рты. Ну, не мне вас учить… – заключает он.
Это заявление было явно не по душе старшему оперуполномоченному. Оно задевало его профессиональные чувства. Как же так! Ведь он опытный сотрудник, на его счету не одно громкое дело, а тут, понимаешь, ему предлагают ехать черте знает куда, чтобы заткнуть глотки каким-то там, как выразился шеф, шарлатанам. Но Менжинский как будто не замечает перемену в его лице.
– А знаете, почему именно вас я об этом прошу? – Снова на Болохова смотрели эти внимательные и чуть воспаленные то ли от вечного недосыпа, то ли от прилипшей к человеку какой-то хвори глаза. Глаза умного человека, в глубинах которых пылает огнем вся эта великая современная история, которую невозможно было постичь умом. – Вы же художник, так?
– Бывший… – тут же поправил его Болохов. – Впрочем, я даже не успел им стать – только учился…
– Тем не менее… – промокнув лицо носовым платком, произнес председатель. – Вы были знакомы со многими питерскими художниками, так ведь? Насколько мне известно, вашим педагогом в академии был сам Василий Васильевич Кандинский…
При упоминании этой фамилии у Александра как-то нехорошо трепыхнуло в груди. Кандинский уже несколько лет жил в эмиграции, поэтому получалось, что прошлое Болохова так или иначе было связано с именем врага советской власти. Именно врага, потому как партия давно назвала русскую эмиграцию своим главным врагом. А он-то в своих анкетах писал, что чист перед партией, что у него с прошлым нет ничего общего, а тут получается, что его учителем был враг. Выходит, он врал, когда заполнял такие анкеты? Выходит, партия зря ему так доверяла?
– Товарищ Менжинский, но ведь это было так давно… При этом кто же знал, что тот человек окажется…
Он не договорил. Он просто не мог назвать своего любимого Василия Васильевича тем словом, о котором разве что грудной ребенок не знал. Это было страшное слово, и даже не слово, а свинцовая пуля, которая находилась в постоянном полете, отыскивая свою цель. «Враг!» звучало как «Пли!» Скажи так – и пуля тут же окажется в чьем-то сердце.
– Да-да, конечно… – подтвердил Менжинский. – И все-таки, Александр Петрович, он был вашим учителем…
Снова трепыхнуло у Болохова в груди. На этот раз он испугался не за себя. Да неужто?.. Неужто его хотят заставить убить старика Кандинского? Но это же кощунство! Разве можно так?.. Это же имя! Это русская слава! Поднять на него руку – это то же самое, что поднять ее на своего родного отца…
Менжинский, будучи человеком прозорливым, тут же по выражению лица Болохова догадался, о чем тот подумал.
– Успокойтесь, голубчик, – попросил он. – Мы вовсе не собираемся мстить этому человеку. Да, он не принял советскую власть, но он не стал раздувать меха, попав за границу. Это я так, образно. Но вы меня понимаете… Я говорю о том, что он не занимается злопыхательством. Однако есть дичь помельче, а вот шума от нее, как от настоящей… Я говорю о некоторых ваших бывших товарищах по академии, которым удалось обманным путем выехать за границу и не вернуться назад. Да Бог с ними, пусть бы не возвращались, но зачем клеветать на советскую власть? Тут и без них шума вокруг нас хватает… – Менжинский налил в стакан воды из графина и сделал глоток. – В общем, на днях меня вызвал товарищ Сталин и выговорил за то, что, выражаясь его словами, наша контора плохо реагирует на антисоветские выпады со стороны белой эмиграции… Вы, говорит, привыкли стрелять только по крупным мишеням, но этого недостаточно. Ведь существуют еще и мелкие сошки, которые не меньше портят нам жизнь. Хватит, говорит, с этими клеветниками миндальничать… Подумаешь, великие ученики великих мастеров! Насрать, мол, на них. Мы своих, говорит, великих вырастим, а те пусть заткнутся. Так что вот такие дела… Ну как, Александр Петрович, вы готовы выполнить задание партии? – глядя Болохову прямо в глаза, задал он вопрос.
Вот так, ничего нового: дальняя командировка, наган, очередная жертва. Сколько их уже на его счету! А сколько еще будет?.. Ведь пока где-то в какой-то точке земного шара существуют люди с иными взглядами, с иными амбициями, партия и дальше будет требовать от чекистов решать эти вопросы репрессивными методами. Здесь два пути. Первый – это заманить потенциального врага на его бывшую родину, где дальнейшую его судьбу решит революционный суд. В случае же, если тот вариант не удастся – просто уничтожить его. Увы, чаще приходится выбирать второй путь, потому что решать сверхзадачи бывает гораздо труднее, чем вытащить из кармана револьвер.