Харбин
Шрифт:
Готовясь к операции, Болохов просмотрел сотни документов, предоставленных ему Иностранным отделом ОГПУ, поэтому был в курсе всего, что происходило на советско-китайской границе. Собственно, невооруженным глазом было видно, что военно-политическая обстановка на дальневосточных рубежах крайне обострилась. По тому, как китайцы начали интенсивно подтягивать свои силы к Харбину, Цицикару и другим городам, находившимся на территориях, прилегающих к КВЖД, стало понятно, что они что-то затевают.
А все началось двумя годами раньше. 28 февраля 1927 года в Нанкине китайцы захватили пароход Совторгфлота «Память Ленина». 6 апреля того же года отряд вооруженных китайцев ворвался на территорию советского полпредства в Пекине и устроил разгром, арестовав при этом пятнадцать советских граждан. В этот же день были совершены подобные провокации в Шанхае и Тяньцзине.
1927 год вообще оказался для СССР крайне тяжелым. 12 мая в Лондоне было совершено нападение на помещение Всероссийского кооперативного акционерного общества «Аркос» и торгпредство, а следом Англия порвала дипломатические отношения с Советским Союзом. 7 июня в Варшаве белогвардейцем был убит полпред Войков.
13 декабря в Кантоне были арестованы сотрудники советского консульства Хассис, Макаров, Уколов, Иванов и Попов. 14 декабря их водили по городу связанными колючей проволокой и затем зверски убили. 15 декабря китайцы совершили налет на советское консульство в Ханькоу…
Не было сомнения, что все эти провокации осуществлялись по прямому указанию ведущих держав, не смирившихся с победой социалистической революции в России, с целью обострить отношения с СССР. Особая ставка при этом делалась на белогвардейскую эмиграцию, вожди которой, по данным советской разведки, играли не последнюю роль в подготовке войны с Советским Союзом. Под их началом были сотни тысяч белогвардейцев, осевших в Маньчжурии и Китае. Шпионско-диверсионные организации, финансируемые ведущими странами Европы, а также Америкой и Японией, вели подрывную работу на территории СССР, готовили антисоветские мятежи. Большая роль в подготовке к войне отводилась Китаю, который стал местом сплетения интересов крупных держав и удобным плацдармом для нападения на советский Дальний Восток.
В ответ на эти действия войска Особой дальневосточной армии РККА были срочно приведены в полную боевую готовность. Более того, заглядывая в будущее, Москва приняла решение о создании на востоке страны мощного военно-экономического потенциала.
Эти контрмеры русских не ушли из поля зрения иностранных разведок, которые тут же активизировали свою работу. Соответственно пришлось напрячься и чекистам. В этих целях органам безопасности Дальнего Востока было крайне необходимо осуществить на территории Маньчжурии многоплановое изучение процессов, происходивших в различных слоях российской эмиграции, и организовать активное выявление подрывных центров. Больше всех им доставляли хлопот японцы, у которых в отличие от тех же китайцев, мечтавших лишь о том, чтобы стать единоличными хозяевами Китайской Восточной железной дороги, были далеко идущие планы. Из источников, полученных советской разведкой, было известно, что их ближайшей целью был захват северной части Китая и установление там марионеточного режима во главе с Пу И, молодым отпрыском некогда могущественной маньчжурской династии Да Цин. Для этого в 1928 году даже был разработан специальный план под кодовым названием «ОЦУ».
Но это будет только начало. Получив доступ к природным богатствам Маньчжурии и используя ее стратегическое положение, Япония в будущем намеревалась напасть на СССР и захватить ее богатые запасами сырья восточные территории. Все это требовалось для того, чтобы создать самый мощный в мире военно-экономический потенциал, который позволил бы подданным микадо расправиться с американцами, мешавшими им установить полный диктат на Тихом океане.
Но для того, чтобы победить врага, нужно знать о нем больше, чем он знает сам о себе. Это хорошо понимали люди из разведывательного отдела Квантунской армии, которые, обосновавшись под крышей японской военной миссии в Харбине, направляли деятельность своих резидентов, окопавшихся в населенных пунктах вдоль всей китайско-советской границы.
По данным советской разведки, в Сахаляне, что находился аккурат напротив русского Благовещенска, руководителем японской резидентуры был некий аптекарь Миязаки Масаюки, который лишь недавно появился в этих местах, влившись в небольшую колонию своих земляков. Задачей его было сформировать центр японского шпионажа в советском Приамурье с широкой агентурной сетью. Часть сотрудников Миязаки действовала под вывеской горно-добывающей компании, другие же прибыли на постоянное жительство в этот приграничный городок под видом врачей, фотографов, инженеров, специалистов лесного хозяйства, а кто и просто туристов. Они занимались сбором военных сведений на сопредельной территории, вербовали агентов, даже пытались организовать в Благовещенске подпольную организацию из числа бывших колчаковцев и каппелевцев, осевших в этом городе.
Китайские власти, казалось, смотрели на деятельность японцев сквозь пальцы. Более того, они шли с японцами на контакт, хотя и не афишировали эти связи. Нередко по рекомендации того же резидента японской разведки в Сахаляне господина Миязаки они задерживали приглянувшихся тому беглецов из России и бросали в каталажку. В таких случаях разыгрывался целый спектакль. Оказав «содействие» в освобождении очередного бедолаги, японцы взамен требовали, чтобы тот стал их агентом и участвовал в подрывной деятельности против советской стороны.
Однако потихоньку китайцы стали огрызаться, недовольные своим положением марионеток в собственном доме. Настанет день, когда тот же Миязаки Масаюки вместе со своим ближайшим помощником Сайдачиро Кумазава, владельцем гостиницы «Сибирь», испугавшись расправы, сбежит из Сахаляна в Благовещенск и спрячется в японском консульстве. Вернутся они назад только в 1932 году, когда Квантунская армия захватит весь север Китая и установит там свой режим. Но покуда эти люди еще свободно разгуливали по улицам Сахаляна, хитровато посматривая на советскую сторону. Мол, подождите, еще немного – и мы пожалуем к вам в гости… Хотя какие гости? Мы придем к вам как победители. И на этот раз уже надолго. А вы-то решили, что навсегда избавились от нас. А вот и нет… Как вы там говорите: дудки? Вот-вот, дудки! Тогда, в Гражданскую, победили вы, а сейчас победа будет за нами. Да у вас, в вашем Благовещенске, по нашим сведениям, всего-то на вооружении находится четыре танка и три слабосильных самолета. И вы с этим хотите выиграть войну?..
…Еду им доставил из какой-то привокзальной закусочной помощник дежурного по управлению, долговязый служивый с голосом простуженного бегемота. Он не говорил, а надрывно хрипел, когда рассказывал начальнику, с каким трудом ему удалось отыскать в их городе одну-единственную работающую в этот поздний час общепитовскую точку. Тот посочувствовал ему, но стоило только служивому неосторожно помянуть добрым словом недавние времена, когда в любой час дня и ночи можно было купить у нэпманов все, что есть не только в России, но и в Греции и даже Париже, начальник шикнул на него и погрозил кулаком. Мол, ладно при мне-то такое говорить, но не при госте же! А тому откуда знать, что этот гость из самой Москвы?.. Думал, агент какой-то ценный, коль сам начальник с ним возится.
Оставив еду на рабочем столе, хриплый ушел, плотно прикрыв за собой массивную дверь. Теперь они остались одни в этом мрачном холодном кабинете, что располагался на втором этаже здания, куда вела широкая устланная ковровой дорожкой лестница. Кабинет аскетический. Кроме большого письменного стола, старого кресла и нескольких таких же старых стульев, ничего больше не было. Хотя нет, были еще тяжелые застиранные шторы на огромном окне и портрет Дзержинского, который оказывался всякий раз над головой хозяина кабинета, когда он садился на свое место. Вот и сейчас, накрыв для гостя стол и откупорив бутылку водки, он уселся под портретом, тогда как Болохов пристроился с другой стороны стола.