Харбин
Шрифт:
Кэндзи пошевелился, чтобы протянуть руку и толкнуть вверх раму вагонного окна…
…Они ссыпались из автобуса и толпой, следуя за Кэндзи, подошли к двухэтажному дому с широким крыльцом и свисающим в середине красным бумажным фонарём.
«Хорошо, что я тогда набрёл на это заведение…» – полусонно и лениво глядя в окно, думал он.
За несколько недель до этого он попал на самую окраину Фуцзядяня, почти на задворки у самой Сунгари. Он приехал туда, чтобы изучить маршруты, по которым ходили и ездили работники советского генконсульства.
– Ночью один из них исчез здесь. – И он указал на тупик, который при более тщательном изучении оказался кривым коротким проулком.
– А днём – здесь!
Кэндзи сквозь полудремоту глянул на часы. С того момента, как англичанин ушёл в ресторан, прошло минут пятнадцать.
«Сколько ещё там будут… «ланчевать» господина Бокова. Ланч – линч. Как всё близко!» Неожиданный каламбур заставил его улыбнуться.
Последнее место, которое указал офицер жандармского управления, его заинтересовало. Шестнадцатая улица китайского Фуцзядяня своим северным концом упиралась в широкую немощёную дорогу с насыпью из песка под будущие трамвайные рельсы, за которой Фуцзядянь полого спускался к Сунгари. Последний дом перед дорогой был этот самый, а дальше были лачуги, которые сбились одна к другой почти у самой воды.
Кэндзи со спутником обошли дом кругом, к нему примыкал сад за высоким забором из красного кирпича с единственной калиткой. Куда тут могли подеваться русские, было непонятно. Что-то тут не вязалось.
Кэндзи со спутником вошли в дом.
То, что он увидел, его удивило. Кирпичная наружность обычного китайского дома никак не предвещала того, что было внутри: европейская мебель из тёмного тяжёлого дерева с бархатной обивкой, портьеры, зеркала, пальмы в больших кадках, посередине широкая лестница на второй этаж, покрытая яркой синей ковровой дорожкой. На них тут же наскочила молоденькая китаянка в красном узком длинном шёлковом платье с разрезом от самого бедра. Она увидела гостей, ахнула и исчезла в одной из дверей. Через секунду из этой двери вышел молодой китаец с длинной лоснящейся косой, он стал мелко кланяться и что-то бормотать скороговоркой.
– Говорит, что хозяин всегда сам встречает гостей, но сейчас он уехал по делам, а все девочки спят после вчерашнего, – перевёл жандармский офицер.
– Скажите, что нам ничего не нужно, мы сейчас осмотрим помещение и сад и уйдем!
«Публичный дом! – понял Кэндзи. – Тут, на Шестнадцатой, их… только, по-моему, этот – очень дорогой!» Он медленно оглядывал висевшие на стенах картины с европейскими пейзажами.
Вдруг откуда-то сверху послышался низкий женский голос.
– Что господам угодно? – спросила женщина по-русски.
Кэндзи и его спутник посмотрели.
Со второго этажа по лестнице медленно спускалась уже не молодая, но очень стройная и красивая русская женщина с изящной сумочкой на локте; она на ходу натягивала перчатки.
– Здравствуйте, мадам! – Кэндзи чуть поклонился. – Осматриваем ваше заведение. Ищем что-нибудь приличное!
– А почему господа японские офицеры ищут что-нибудь приличное не на Пристани, а здесь, в Фуцзядяне? – Женщина остановилась на середине лестницы и смотрела на гостей довольно пристально, даже бесцеремонно и явно никуда не торопилась.
Со второго этажа послышался девичий голос:
– Кто там, Дора Михайловна?
– Спи, милая, это не по твою душу!
Дверь купе неожиданно открылась, в проёме на широко расставленных ногах, покачиваясь в такт вагону, стоял англичанин. Он коротко глянул на Кэндзи, плюхнулся на диван, секунду посидел, потом уверенным движением взял фляжку, отвинтил крышку и налил виски в крышку и в стакан.
– Ну что, господин голодающий и страдающий, рассказывайте, о какие приключения вы ободрали себе кулак!
Кэндзи понял, что дальше сопротивляться уже невозможно, взял протянутый ему стакан и выпил. Жидкость обожгла губы и упёрлась в горло, горло сжалось ниже кадыка, и виски застряло полупроглоченным.
«Сейчас выплюну или стошню!»
Он выпрямил спину и понял, что если это произойдёт, то прямо на светлые брюки англичанина. В благодарность!
Англичанин как-то весь подобрался, но взгляда не отвёл.
«Надо сидеть так!» – почему-то подумал Кэндзи, продолжая сидеть с прямой спиной, и медленно вдохнул через нос.
Через секунду жидкость прошла, оставив во рту привкус спирта и чего-то жжёного.
Англичанин облегчённо хмыкнул и протянул другой стакан, с остывшим чаем.
– Теперь вот это!
Глаза Кэндзи увлажнились, он переливчато видел соседа, но различал протянутый ему стакан.
– Только медленно, – сказал англичанин. – Не торопитесь! То, что должно было произойти, уже произошло.
Кэндзи растёр кулаками слёзы и глотнул чаю. Чай оказался сладким.
– Ну вот! Теперь минут через пять я смогу закурить, и вы этого даже не почувствуете.
После сладкого чая во рту стало кисло, но по животу начала расходиться необычная приятность.
Глядя на пока ещё молчавшего и крупно моргавшего Кэндзи, Боули разочарованно произнёс:
– Трудно поверить, что человек из цивилизованной страны, в наше время, ни разу не пробовал ничего крепче двадцати пяти градусов.
«А ханжа?» – выскочило в мозгу у Кэндзи, но он сразу откинул эту мысль – ханжа действительно была гадость.
Англичанин снова налил, но, видя напуганный вид попутчика, только сказал:
– Ладно, вам и этого достаточно.
Рассказ Кэндзи занял минут двадцать.
Англичанин слушал почти не перебивая.
Только дважды.
А дом оказался удивительным. Наверное, такого в Харбине больше не было. Он был разделён лестницей на две половины, одна была с русскими девушками, другая с китайскими. Выбирай!
В большом саду стояли шезлонги, навесы и было даже что-то вроде маленького пруда с рыбками.
Кэндзи, но об этом он не стал рассказывать англичанину, намеренно привёз компанию именно сюда. У него была надежда, что он сможет оглядеться и понять, куда мог деваться сотрудник советского генконсульства.