Харбин
Шрифт:
– Поэтому и не странно, что я – офицер, и нечаевский, и каппелевский, и колчаковский.
Говорившие на секунду умолкли, и Сашик вспомнил, как часто в Харбине произносилась фамилия Нечаев, в городе о нём много говорили, и даже папа несколько раз упоминал его.
– И что? Прикажете сидеть сложа руки? – спросил тот, которого Михаил Капитонович называл господином Родзаевским и Константином Владимировичем.
– Константин Владимирович! Я ничего не приказываю, я сам слушаю приказы и выполняю их, но мне хотя
Сашик подумал, что сейчас господин Родзаевский должен будет разозлиться и сказать что-нибудь злым и громким голосом, но произошло обратное.
– Я вам завидую, – тихо произнес Родзаевский, – вам пришлось повоевать и, наверное, пролить кровь – свою! А мне нет! Здесь правота на вашей стороне. – Он помолчал и дальше говорил, как будто бы на что-то жалуясь; голос у Родзаевского был мягкий, рокочущий, вдумчивый и располагающий к себе. – Когда я убежал оттуда и добрался сюда, сразу узнал о наборе в «русскую группу» воевать против китайских коммунистов.
– Когда это было?
– Что именно?
– Когда вы покинули Советы?
– В 1925-м!
– Самый набор!
– Да, я приходил к вербовщикам генерала Шильникова, но мне отказали!
– Почему?
– Сказали, что по возрасту, хотя мне уже было восемнадцать, и отсутствию военной профессии, но, думаю, что это не так, тогда уже говорили о наборе в военную школу и о юнкерской роте майора Штина, где-то на юге, по-моему в Цзинани…
– Да, именно там и именно так; я даже принимал в этом участие…
– Но я думаю, – продолжал Родзаевский, – что причиной этого было то, что я только что сбежал из Советов и во мне не могли быть уверены.
Родзаевский замолчал, и Сашик услышал, как Михаил Капитонович снова зашуршал спичечным коробком.
– Должен вам сказать, Константин Владимирович, – вам повезло!
– Почему?
– Мы – те, кто воевал в китайской армии против коминтерновской агентуры и китайских коммунистов, на самом деле против никаких коммунистов не воевали!
– Как так?
– А так, что мы воевали в армии одних китайцев против армии других китайцев. Вот и всё. Точнее будет сказать, что китайцы друг против друга воевали нашими руками. Это была не война, хотя она и сейчас продолжается, а «войнушка»: генерал Фэн дрался против генералов Чжана и Сюя, а потом они дрались между собой, а против них всех дрался генерал Чан!
– Чан Кайши?
– Он самый! И кто из них был красный?..
– Чан Кайши… – ответил Родзаевский.
– Не тут-то было, уважаемый Константин Владимирович! Чан Кайши только в самом начале – ещё когда его шеф Сунь Ятсен установил контакты с Советами – был условно красным…
– Но ведь дивизия Нечаева воевала против него, разве не так?
– Так! И не так! Мы и сейчас в этом толком не разобрались, но суть в том, что они воевали между собою за власть! Просто за власть! Нас, то есть вашего тёзку, благословенного Константина Петровича Нечаева, попросил сформировать русскую боевую группу шаньдунский генерал, то есть наш с вами генерал, то есть маршал Чжан Цзолин… Так вот! Было время, когда Советы и китайские коммунисты поддерживали Чан Кайши… А в общем, всё это была каша из их китайской чумизы! – Михаил Капитонович снова чиркнул спичкой. – Поверьте, не хочется вспоминать!
– Почему?
– Потому, молодой человек, что это было страшно!
– Страшнее, чем…
– Страшнее, чем всё!
Сашик услышал, как Михаил Капитонович выдохнул дым, и даже почувствовал его запах. Он слушал разговор этих двоих взрослых людей, ему не было за это стыдно, он к ним не подкрадывался и не прятался от них, обидно было то, что Гога спит и ничего не слышит.
– А расскажите! – попросил Родзаевский.
Михаил Капитонович долго молчал, потом Сашик услышал, как тот зашаркал об землю окурок.
– Рассказать? До сих пор кровь в жилах стынет!
– Я вам не верю! – В голосе Родзаевского послышались твёрдые нотки.
– Не верите? Жалко, что вас там не было, сейчас бы мы поменялись местами!
– А когда это было и где?
– А вот хотя бы, – Михаил Капитонович на секунду задумался, – в понедельник, в 1927 году, 21 марта!
– И что было в этот понедельник?
– Что было? Плохо было! Нечаева с нами уже не было, его ранило в обе ноги, и одну уже ампутировали.
– Я слышал, что Нечаев…
– …храбрый офицер, ничего не скажешь!
– …ходил в атаку с одним стеком!
– Да, как любая пьянь! А мы, русские, – пьянь, беспробудная и непролазная, это то мнение, которое мы верно заслужили у китайцев, хотя, наверное, я к Нечаеву несправедлив! Но если бы он так не пил, ему, скорее всего, не ампутировали бы ногу. Кстати, не желаете ли?
Сашик услышал характерный звук откручиваемой крышки и хлопок вытаскиваемой из горлышка пробки.
– Что здесь?
– Китайский бренди, «байланьди».
– Какая прелестная фляжка и какой хорошей кожей обшита!
– Английская работа, подарок одной английской журналистки.
– Вы были знакомы…
– Было время, когда я был знаком со многими…
– Благодарю, но, пожалуй, откажусь, не обижайтесь, приказ может поступить в любую минуту.
– Бросьте, какой приказ, китайцы ночью не воюют, поверьте моему опыту, если что-то и произойдёт, завтра или ещё когда, то это будет в середине дня.
– Откуда вы знаете?
– Я же говорю – опыт! Китайцы не воюют на голодный желудок.