Харбинский экспресс-2. Интервенция
Шрифт:
Павел Романович быстро глянул на Ртищева: у рта его пролегли глубокие складки, но в остальном он оставался спокоен.
– Но это не все, – продолжал Карвасаров. – Вскоре началась война с «азиатским тигром». Вот тогда и произошло самое интересное.
– Боже! – воскликнула Анна Николаевна. – Прошу вас, говорите короче.
Но полковник лишь усмехнулся:
– В ходе кампании наш генерал действовал так удачно, что угодил в плен. Правда, содержали его почему-то отдельно от остальных. И в Россию сумел вернуться, не дожидаясь окончания войны и репатриации прочих военнопленных.
(Здесь полковник вновь перешел на патетический тон, что, видимо, было для него свойственно в особенные минуты.)
– Но теперь, насколько я понимаю, решили обыграть всех разом: и прежних хозяев, и новых. Взять этого милого во всех отношениях кота – и раствориться в просторах. Ищи-свищи! Что, верно? Можете не отвечать, господин Ртищев. Впрочем, не так. Ведь настоящая ваша фамилия совершенно другая.
Павел Романович чувствовал, что изрядно потерялся в столь стремительном вихре событий. Новости сыпались одна за другой, и он не успевал их осмыслить. Но главное все же становилось понятным. Однако чего добивался полковник? Ведь они теперь полностью во власти этих двух стариков!
Ответ был получен сразу.
Не докончив фразы, Карвасаров шагнул к окну и, прежде чем генерал успел воспротивиться, поднес руку ко рту. Раздался заливистый полицейский свисток – несомненно прекрасно различимый на улице, так как форточка оставалось открытой.
Спрятав свисток, Карвасаров хмуро посмотрел на Ртищева:
– Настоящая ваша фамилия…
Он не докончил. Грянул выстрел, полковника бросило к окну. Из простреленного затылка на стекло выплеснуло красным.
Ртищев тут же навел револьвер на Павла Романовича и снова спустил курок. Но вместо выстрела раздался только щелчок по капсюлю: патрон дал осечку.
«Снова бог из машины», – успел подумать Дохтуров.
Генерал хотел было стрелять снова, но вдруг передумал: подхватил коробку с котом и кинулся к выходу. За ним, не выпуская дубинки, двинулся «кормщик». А через мгновение, словно очнувшись, кинулся следом Сопов.
Глава девятая
Зеленый ковер Чарусы
Известно: в тайге самое страшное, ежели цели своей не знаешь. Тогда можно пропасть ни за грош. Другое дело – когда точно себе представляешь, что и как нужно исполнить. Это знание сил придает и мешает сбиться с пути.
Впрочем, не только это.
Когда в жилах течет кровь, в которую особое лекарство примешено – с изумительными, небывалыми свойствами, – тогда лесная дорога тоже куда легче покажется.
Поэтому генерал Ртищев шел споро, чувствовал себя уверенно и назад не оглядывался. Да и что могло ему угрожать? Главные недруги остались в Харбине. Они, конечно, попытаются что-то придумать. Пустят по его следам полицию. Та выставит посты на вокзале, на городских трактах. Да только все это – вздор, потому что он-то идет тайгой. А тут никаких сторожей, известное дело, нету.
Кто там еще? Глупый старик, возомнивший себя «кормщиком»? Ну, пусть теперь себе правит, с пулей под сердцем. Второй, который из шпиков, тоже совсем неопасен. С ним, правда, получилось не так гладко – мерзавец опытным был, носом почуял опасность. Сперва решил в догонялки сыграть (любимое его занятие), потом, когда понял, что не уйти, попытался сойтись врукопашную. Даже исхитрился револьвер из руки выбить. Вот тут и пригодились уроки майора японской армии Иитиро Куросавы (в миру – китайского подданного Синг Ли Мина, упокой Господи его грешную душу) по рукопашному бою.
Теперь бывший титулярный советник Сопов лежит под разлапистой елью, забросанный хворостом, и смотрит вверх невидящими пустыми глазами. А тело, заметьте, при этом повернуто вниз животом, хе-хе.
В общем, все сложилось удачно. Даже кот в коробке (хорошо, не в мешке – пошутил сам с собой генерал) ведет себя очень прилично. Не орет, не гадит. Только вроде как изменился немного. И расцветку слегка растерял: вон, белые носочки на лапках словно увяли. И наглая кошачья морда заметно осунулась. Впрочем, ничего удивительного: не такое бывает от долгой дороги.
Размышляя таким образом, генерал продолжал путь, шагая легко и размеренно. Казалось, он мог идти день, вечер и всю ночь – и совсем притом не устать.
Но в темноте, конечно, бродить по тайге все же не стоит.
Поэтому, когда солнце пошло на закат, он зашагал медленнее, внимательно поглядывая вокруг – на предмет уголка, подходящего для ночевки.
Было еще светло, когда в ложбине между сопками встретил он незнакомца. Это было неожиданно и даже весьма подозрительно. Ртищев на всякий случай опустил свободную руку в карман – ухватил рукоять револьвера. Но, когда человек подошел ближе, сомнения рассеялись.
Оказалось, судьба столкнула со старцем – да не еретического склада вроде хлыста-кормщика – а с настоящим пустынником. И как-то сам собой затеялся разговор.
Пустынник поведал, что живет неподалеку, на лесной полянке. Там у него скит, где он укрывается от непогоды и замаливает грехи рода людского. И с великой охотой поделится кровом со встречным – по всему человеком основательным (при этих словах генерал только усмехнулся про себя), в летах и к тому же сострадательным: вон, не один путешествует, а с котом. Значит, сердце отзывчивое.
Что ж, скит – это все-таки лучше ночлега где-нибудь в изложине между корней. И Ртищев охотно принял предложение.
Они шли минут десять, не больше. Ртищев шагал свободно, а вот старец-пустынник едва за ним поспевал. Было тому объяснение: на плечах у схимника лежали вериги, а сам-то он был виду постного, изможденного. К тому же недолгую их дорогу непрерывно все толковал о пустынном житии да о молитве.
Даже запыхался, сердечный.
Если б генерал Ртищев был менее погружен в себя и свои размышления, он бы непременно заметил, что в душеспасительных разговорах пустынника содержится одна странность: за все время он ни разу не упомянул имя Спасителя. И еще – на груди не виднелось креста.