Харбинский экспресс
Шрифт:
А вот комиссару, похоже, была не по душе ночевка на хуторе. Он с сомнением рассматривал пленников. Потом оставил возле них троих караульных, а остальных «витязей» забрал с собой. Но направился не к дому, а к воротам.
Трое сторожей немедленно составили винтовки в козлы и разлеглись в траве.
— Чему-то успел научиться, сволочь, — процедил Агранцев, к которому постепенно возвращалась членораздельная речь. — Пошел караулы ставить.
Дохтуров ничего не ответил. Караулы его не занимали. Куда более страшила ночевка в тайге на открытом воздухе.
Агранцев
— Что с вами?
— Вы видели их лица? — вопросом на вопрос ответил Дохтуров.
— Да. Словно из бани.
— Из тайги, — негромко сказал Павел Романович. — Всю ночь шли. Причем по реке, на катере. И руки у них были свободны. А гнус все равно вон как всех разукрасил.
— И что?
— А то, что у многих из нас есть шанс не дожить до завтрашнего утра. Гнус в эту пору самый свирепый.
Агранцев долго молчал.
— А знаете… — сказал он. — Если вдуматься, гнус — это ведь очень неплохо. Это, прямо скажу, удача. Грех не воспользоваться.
Дохтуров удивленно глянул на ротмистра. Удача? О чем это он?
Тут вновь послышался тот звук, который Дохтуров слышал час назад. Стук мотора. Он вгляделся — и над лесом вновь разглядел белую искру.
— «Сопвич», — сказал Агранцев.
— Что?
— Аэроплан, французский. Я летал на таком.
— Как вы определили?
— По звуку.
— Подождите, — сказал Дохтуров. Он посмотрел в ту сторону, где кружил над лесом неизвестный пилот. Потом отвернулся. — Вы говорите — удача. В каком смысле?
— Эй, контра! — крикнул один из караульных, рыжий парень с утиным носом. — А ну заканчивай щебетать!
— Определенно удача, доктор, — ответил ротмистр. — Но начать придется вам.
В этот момент рыжий подскочил к пленникам и ударил Агранцева прикладом. Ротмистр попробовал уклониться, но вышло хуже: винтовочный тыльник угодил ему в маленький и наиболее уязвимый участок между глазом и ухом. Раздался хрусткий звук, и Агранцев кулем завалился на бок.
Рыжий глянул насмешливо, перекатывая во рту травинку. Повернулся, что-то сказал своим — те засмеялись.
«Убит? Может, и нет. Но звук удара очень уж был нехорош. Прямо сказать, страшный был звук. Ах, ротмистр!.. Бывалый ведь человек! Глупо, глупо…»
Рыжий тем временем вернулся, сел на траву.
Дохтуров искоса глянул на стражей: сплошь красные ряшки, припухлые от комариных укусов. Сидели «витязи» вольготно, словно напрочь забыли о пленниках. Однако на этот счет обманываться не следовало.
Что говорил Агранцев? Какую возможность увидел? Да и существует ли она, эта возможность? Дохтуров огляделся. Взгляд упал на затесанные колья, и вера в спасительность догадки, посетившей ротмистра, стала стремительно таять.
Что будет?
Собираются ли комиссар со товарищи вживую разыграть чудовищный спектакль, сценарий которого столь красочно расписали? Пожалуй что да. Маниакальный блеск в глазах бывшего присяжного поверенного — это ведь не почудилось, нет. И аспидская злоба Авдотьи, в сердце которой кровь одноногого Стаценко вопиет
Павел Романович вздохнул, поглядел на несчастных колодников. Теперь все они сидели молча, наедине с собой переживая судьбу. За исключением Агранцева, который, судя по всему, уже был неподвластен земным мукам. И еще жена инженера — та очнулась и теперь негромко шептала слова молитвы.
— Богородице, Дево, радуйся, благодатная Мария, Господь с тобою…
«Что с нами будет?»
— Скажите, доктор… — послышался придушенный шепот инженера.
— Да?
— Как вы думаете, они вправду нас… вот этаким образом?.. — Инженер чуть заметно кивнул в сторону кольев.
— Откуда мне знать.
Инженер судорожно вздохнул. Покосился на жену — та продолжала шептать.
— Я хотел спросить… С медицинской точки зрения, все это…
— С медицинской точки зрения кол для человеческого организма — вещь, несомненно, фатальная, — сказал Дохтуров.
— Я понимаю, — бормотал инженер, — я имел в виду другое…
— Насколько это мучительно?
Инженер кивнул.
— У меня не было подобного опыта, — ответил Павел Романович. Он покосился на инженера. Тот побледнел; пот лил ручьями по грязным щекам. Говорить ему правду было б ненужной жестокостью. — Думаю, обморок случится прежде, чем вы почувствуете настоящую боль. Или почти сразу. К тому же на этих кольях нет перекладины.
— Какой перекладины?
— Для ног. Ее специально устраивают, чтобы человек мог опереться… Ну, словом, чтобы продлить мучения. Но колья гладкие. Все произойдет быстро.
Инженер ничего не ответил. Он смотрел прямо перед собой и тяжело дышал. Уже теперь он был совсем близок к беспамятству.
— Впрочем, не исключено, что все это — фарс, — сказал Дохтуров. — Такая казнь требует навыка. Это почти искусство. Трудно представить, чтобы кто-то из здешних негодяев обучался ему специально.
Инженер снова промолчал. Теперь он смотрел куда-то в сторону. Павел Романович проследил его взгляд — и увидел хунхуза, вновь занятого ножом и бамбуком.
«Кого я хочу обмануть? Мы все прекрасно знаем, что нас ждет. Включая несчастного инженера».
А будет, как обещал комиссар.
Поутру за них примутся всерьез, со всем тщанием. Ну, может, не с рассвета — в этих местах в ранний час туманно — а ближе к полудню. Значит, времени осталось часов восемнадцать, от силы.
Мелькнула мысль — а где-то сейчас господа Ртищев и Сопов? Может, выбрались, спаслись с горящего парохода? А в самом деле! Отчего бы и нет? Мечтать так мечтать: не просто спаслись — им посчастливилось встретить разъезд железнодорожной охраны. Ведь охрана на своих паровых дрезинах регулярно проверяет пути. Значит, и помощь может поспеть! Конечно!