Харьковский Демокрит. 1816. № 2, февраль

Квитка-Основьяненко Григорий Федорович

Перестанет школярам

На кредит давать конфеты –

Он спечёт билеты сам.

Словом, все: кузнец, пирожник,

Журналист, матрос, портной,

Блинник, шляпник и сапожник,

Хлебник, мастер часовой,

Ювелир, игрок, сиделец,

Франт, философ и столяр,

Откупщик, законоведец,

Медик, шорник и фигляр,

Винокур

и музыканты,

И цирюльник, крендельщик,

Окулист, комедианты,

И актёр, и погребщик...

Все б Словарь мой покупали –

Свешников, какой доход!!

Злата б реки притекали

В твой сундук или комод!

Петь имеют все охоту,

Если только рифмы есть.

Всяк, принявшись за работу,

Век стихи желает плесть. –

Сколько выгод непременных

Связано с моим трудом:

Росс бы славных и отменных

Авторов имел содом!

Я бы – тоже для желудка

Трёх гусей всегда имел,

Был бы сыт – сие не шутка!

Чудеса б я произвел!

А российская держава, –

Как бы ты тогда цвела!

В поздни веки громка слава

Разнесла б твои дела!! [1]

1

Издатель с особым удовольствием помещает в свой Журнал послание харьковского стихотворца – может быть, господин Свешников, или ещё какой книгопродавец, прочитает эти строки и, прочитавши, нет сомнения, что пожелает вступить в торг с господином сочинителем Словаря рифм. Ибо (оставя шутки) подобный труд небесполезен и не так лёгок, как многие думают; а, следовательно, и нельзя иметь его за безделушку – прошу не прогневаться, господа книгопродавцы! (Здесь и далее в сносках примечания Василия Масловича).

_________________

2

Неудовольствие Минервы на Бахуса и Венеру

(Сатира моего вкуса)

Всесильный Юпитер, отец и царь богов,

Дабы избавиться от лишних всех трудов,

Подвластным божествам дал области различны,

И силам каждого, и склонностям приличны;

И, словом, он весь свет божкам препоручил,

А сам от всех забот спокоясь – опочил.

Не то я говорю, что лёг он на постели,

Но – что пустился он в пучину всех веселий;

В различных обратнях любил, гулял, пил, ел,

Божественных своих совсем не зная дел.

А разве иногда для страху тучи двинуть,

Раскатом гром пустить, блеснуть, перуны кинуть...

Но безрассудный гнев, безвременная месть,

Не могут никогда в порядок свет привесть.

Не будет никогда пути во гневе строгом... –

Сие случилося с молниеносным богом.

Когда от мрачных туч очистив небеса,

Простёр на шар земной он быстры очеса;

Узрев, что восстают все боги друг на друга,

И мысля всяк, что мал предел его округа,

Стремится распростерть свою повсюду власть,

И хочет похищать чужих уделов часть;

Узрел, что жребием все боги недовольны,

И чтут, что винен в том Юпитер – бог престольный.

Трикратно потряся седою бородой,

Задумался Зевес, и лоб нахмурил свой;

Трикратно думал он, раздумывал трикратно:

«Откуда, – рек в себе, – толь мнение превратно?

Юпитера – богов всех бога и царя –

Так дерзко поносить, всю власть его презря?»

Он рек – и из морей все поднял тучи мрачны;

Он рек – и применил в ночь тёмну день прозрачный;

Минутно молнии, минутно гром бросал;

И смертных, и богов подвластных ужасал.

Земля от ярости его вострепетала,

И гор своих верхи к долинам преклоняла.

Тогда бессмертные и смертные почли,

Что час сей будет час последний на земли.

И вдруг по молнии, по громе сам Зевес

Ужасные слова сквозь тучи произнес:

«Да соберутся все подвластные мне боги

Пред мой пресветлый трон, в небесные чертоги!»

Возволновался весь богов бессмертных круг,

И более чем гром, сей глас смутил их дух.

Мятутся все, дрожат, трепещут, суетятся;

Не знают, как идти, как Зевсу показаться;

Всяк хочет спереди в строй задний увернуть,

Чтоб там от Зевсовой погонки ускользнуть.

А особливо же богини все лукавы;

Проказить – так они; а тут – как будто правы,

Все сами назади, а боги все вперёд,

Чтоб гневу Зевсову им первым дать отчёт.

Минерва лишь одна, всех будучи правее,

Напереди пошла гораздо посмелее.

Взошла – и все за ней – к Юпитеру в чертог,

Где важно восседал на троне грома бог.