Харон ("Путь войны")
Шрифт:
* * *
– Господин Поволоцкий! Как замечательно, что вы здесь. Этот раненый, у него очень скверно заполнена карточка. Пожалуйста, восполните пробелы.
– Давайте, выйдем на минутку... Э-э-э... Что вы с ним собрались делать? Лапаротомия через дополнительный малый разрез и местное обезболивание? При общей обширной ране... Почему местное и новый разрез, вы хотите проверить, можно ли его вообще убить?
– Простите, вы вероятно не в курсе новых веяний медицины, это простительно при вашей специализации. Местное обезболивание - по школе Вишневского, малое рассечение -
– Молодой человек, я хирург аэродесантного батальона. И лечил полевых раненых, когда вы еще пешком под стол ходили. Вы работали с Вишневскими в Камеруне?
– Нет, я читал в журналах...
– Вот и не надо ссылаться на школу Вишневского, раз вы ее не проходили! Через такую замочную скважину Вишневский-старший попробовал бы удалить селезенку у ребенка, а может быть и не рискнул бы. Полное обследование кишок через такую дыру нереально!
– Почему, я такое два раза уже делал и оба раза укладывался менее чем в час.
– А результаты?
Молодой хирург несколько смутился.
– В обоих случаях у раненого уже был тяжелый шок...
– То есть, летальный исход в двух случаях из двух? Вам, простите, сколько лет?
– Двадцать четыре...
– Юноша, вы идио... доктринер. А отдавать жизни пациентов за верность доктрине простительно или в восемнадцать, при общей безграмотности, или после явлений сенильной деменции, то есть маразма. Будете ассистировать, резать я не позволю. Закись азота есть?
– Три дня, как кончилась...
– Эфир есть?
– Есть ... но...
– Готовьте эфир.
* * *
Погоди, в госпиталях теперь такие идиоты оперируют?
– Он не идиот. Просто ему на самостоятельную работу рано, поставить над ним некого. И вместо того, чтобы работать быстро, он работает торопливо. А спешка в брюшной полости - это шок.
– Шок... это который болевой?
– Не бывает болевого. От боли можно умереть, это да, а шок... это, попросту говоря, аварийная герметизация организма. Возникает, когда резко падает давление крови, боль, конечно, шоку помогает, но сама по себе его не дает. Впервые его, как водится, Пирогов описал.
Александр прикрыл глаза, подумал несколько секунд и процитировал
– "С оторванной рукой или ногой лежит такой окоченелый на перевязочном пункте неподвижно; он не кричит, не вопит, не жалуется; тело холодно, лицо бледно, как у трупа; взгляд неподвижен и обращен вдаль; пульс как нитка, едва заметен под пальцами и с частыми перемежками. На вопросы окоченелый или вовсе не отвечает, или только про себя, чуть слышным шепотом; дыхание также едва заметно. Рана и кожа почти совсем не чувствительны, но если большой нерв, висящий из раны, будет чем-либо раздражен, то больной одним лишь сокращением личных мускулов обнаруживает признак чувства. Иногда это состояние проходит через несколько часов, иногда же оно продолжается без перемены до самой смерти".
– И что с ним делать? Мы же с тех пор разобрались?
– Разобрались... если у нас под рукой оснащенный госпиталь, донор подобран, палата специальная... Переливать кровь, согревать. Иначе закрутит в "порочных кругах".
– Порочные круги?
– Да. От падения давления падает объем циркулирующей крови, по венам к сердцу приходит меньше крови, сердечный выброс падает, меньше выброс - меньше давление... И далее по кругу, один за другим. При этом в попытках держать давление сердце частит, от этого быстрее устает, при слишком частом сердцебиении клапаны не успевают сработать, сердечный выброс падает, приходит команда "ускорить работу, поднять давление"... Потом могут отказать почки, но до этого еще дожить надо. Оперировать шоковых нельзя, но, если кровотечение продолжается - то необходимо. Причем, живот вообще нужно оперировать бережно и споро, у шокового - вдвойне. А этот доктринер... он, вместо того, чтобы быстро сделать большой разрез, быстро осмотреть кишки и быстро зашить, делает разрез поменьше, и за кишки дергает. Раненый, даже выведенный из шока, еще суток двое-трое может свалиться в шок не то, что от кровопотери или боли - а от испуга. Достаточно сердечку зачастить...
– Такие дела, - закончил Поволоцкий.
– И это в более-менее благоустроенном госпитале, что творится на передовой - вообще не описать. В порядке вещей, когда хирург работает по двое-трое суток подряд, не отходя от стола. Но это еще не самое скверное...
– А что, есть вещи хуже?
– быстро спросил майор, напряженно моща лоб.
– Понимаешь, Захарыч, это трудно объяснить не специалисту.
– Ну да, ну да, а то я никогда не видел, как ты штопал моих ребят, - сардонически отозвался военный.
– И в Африке в пятьдесят пятом ты мне бок не зашивал. И так понятно, что ничего не хватает.
– Не о том речь, - досадливо отмахнулся Поволоцкий.
– Вот в том то и беда! Все думают примерно так же - "не хватает".
– А разве не в этом дело?..
– Именно, что не в этом!
– воскликнул Поволоцкий, словно все мысли, долго и трудно обдумываемые, разом прорвали некую внутреннюю плотину.
– Это внешнее, это результат! И все так думают - если подвезти побольше того и этого, то все вернется как было. Но настоящая, корневая беда не в том, что просто "мало". Вся наша система не работает! Уже не работает.
Он перевел дух, сделал огромный глоток остывшего настоя.
– Вся наша военная медицина рассчитана на две вещи, - продолжил хирург.
– На ограниченность конфликта и соблюдение неких правил. Сражаются батальоны, полки, самое большее - бригады, а дивизии вообще чисто тыловая формация, для снабжения, ну не мне тебе рассказывать. Красный крест - святое. Можно резаться уже на ножах до последнего бойца, жрать траву и лизать росу, но раненых - извольте в тыл. А того, кто их тронет, сам же противник отправит под трибунал. "Законы и обычаи войны"!
Зимников внимательно слушал, подперев голову крюками, металлические штыри врезались в кожу, словно медицинские штифты на постпереломной растяжке.
– Что получается - раненых мало, и им почти всегда гарантировано наилучшее обхождение. Это было. А что теперь? Теперь за неделю, да что там, за день-два госпиталь получает столько пациентов, сколько раньше и за год не поступало. Я сам стоял со скальпелем под Саарлуи - чертов конвейер, по десять человек в час! Врачи сходили с ума у меня на глазах, потому что это я тренирован штопать в любых условиях, хоть бритвами и швейными иглами, а они в большинстве - кабинетные медики. Белый кафель, электричество, дистиллированная вода из специального крана, сколько нужно, подогретый физраствор из другого крана, доноры крови... Нет лекарства - снял трубку и гироплан доставит все требуемое. Сейчас гребут всех, кто может держать скальпель, но они не умеют! Врачи из резервистов читали Пирогова как один! И копируют его один в один!