Харон ("Путь войны")
Шрифт:
– Вон туда, - указал он.
– Пешком или поймаем что-нибудь?
– уточнил для порядка, впрочем, не сомневаясь в ответе.
Зимников буркнул что-то про ленивых докторишек и бодро потрусил в указанном направлении, на ходу приподнимая крюками воротник пальто - было зябко и ветрено.
– Догоняй, - проворчал он через плечо.
Первые три месяца войны в крупных городах соблюдали светомаскировку, но после того, как заработала новая система дальнего оповещения, постоянное затемнение отменили. Теперь свет отключали при обнаружении вражеских бомбардировщиков, но на Москву налетов не случалось с
– Барнумбург...
– пробормотал себе под нос Зимников, когда они проходили мимо детской площадки, занесенной снегом. Небольшая статуя веселого гномика хитро щурилась из-под белой снежной шапки, далеко выставив красный нос.
– В ад и обратно, - в тон ему отозвался Поволоцкий.
Этот короткий диалог ничего не сказал бы стороннему наблюдателю, но стал вполне исчерпывающим и осмысленным для обоих собеседников. Вольный город Барнумбург, самый ухоженный и зеленый город Западной Европы. Его больше нет, стерт с лица после двух жестоких сражений, в одном из которых принял участие батальон Зимникова и хирург Поволоцкий. Барнумбург тоже был красив и уютен...
"И лишь волки выли на развалинах", - вспомнились медику строки из учебника истории, а может быть литературы. Волки не волки, а если верить глухим слухам, в Барнуме действительно не осталось никого, кроме безумцев и сектантов - "семерки" кропотливо "зачистили" опору плутократии и сборище нечистых расовых типов.
Где-то вдали заквакал клаксон паромобиля, и Поволоцкий вздрогнул - отразившись между стенами домов, звук принял замогильное звучание, словно голодный призрак провыл в бессильной злобе к живым. На секунду все вокруг показалось нереальным, словно хитро наведенный морок закрыл людям глаза. Казалось, моргни - и сквозь завесу фата-морганы проступит жуткая реальность - обугленные деревья, развалины домов с пустыми глазницами выбитых окон, серый от копоти и пепла снег. Хирург поежился и прибавил шаг, отгоняя непрошеные видения.
– Пришли, вроде, - сказал Зимников, задрав голову и всматриваясь в высокое здание.
– Хороший домик, старая постройка, из кирпича. Дорого, зато на века.
– Да, пришли, - отозвался Поволоцкий, стягивая перчатки.
* * *
– Ну что же, господа, думаю, представляться нам не надо, все так или иначе друг друга знают, - произнес профессор Черновский.
Зимников стоял молча, можно было сказать, что он нервно потирал руки, но поскольку кисти у майора отсутствовали, то металл скреб по металлу с тихим и противным скрипом.
– Значит, вот ты какой...
– тихо проговорил Петр Захарович, вглядываясь в лицо Терентьева с болезненным любопытством.
– Значит, это ты их всех убил...
Иван промолчал, лишь судорожная гримаса на мгновение скользнула по его лицу - словно туманный силуэт в глубине моря.
Он хотел было что-то сказать, но не стал, лишь склонил голову.
– Это ты...
– повторил Зимников надтреснутым голосом.
– Мы прошли по всей Африке, Азии и Индии, пережили мост у Саарлуи... А тех кто остался, ты погубил у Рюгена... Не сам, конечно, но остались они там из-за тебя.
– Можно сказать, что так, - глухо произнес Терентьев.
– Я не просил вытаскивать меня. И у меня были причины остаться.
– Да, больная совесть... Таланов рассказал мне. Но это все равно из-за тебя, хотел ты или нет.
Терентьев выпрямился и развел руки в молчаливом жесте, словно к чему-то приглашая. Мгновение Зимников думал, а затем резким точным жестом ударил Ивана в солнечное сплетение сгибом крюка. Попаданец с сиплым хрипом согнулся, жадно хватая воздух открытым ртом, Поволоцкий быстро шагнул к нему и подержал, не давая упасть навзничь. Майор прислонился к стене, перед глазами роились черные мухи боли - удар отдался в изувеченную руку.
– Надеюсь, ты того стоил, - через силу проговорил Зимников.
– Все, хватит!
– неожиданно резко и громко рявкнул щуплый Черновский.
– Не для драки собрались!
Терентьев с трудом распрямился, опираясь на плечо медика.
– Закрыли вопрос?
– хрипло спросил он у Зимникова.
– Д-да, - с видимым усилием вымолвил тот, все еще опасаясь отлипнуть от надежной стены.
– Тогда прошу в дом, нечего в прихожей объясняться, - предложил Иван, все еще шумно дыша, взъерошенный как воробей - удар у аэродесантника был поставлен на славу.
– Польты на вешалку и здесь разуваются.
Квартира у Терентьева была уютная, с одной большой залой и небольшими комнатками, окружающими ее. Чистая и ухоженная, понимающий человек с первого взгляда определял, что это не холостяцкая берлога. Присутствие женщины и ее заботливых рук читалось во всем - в симпатичной стеклянной зверушке на книжной полке, в вязаных салфетках, заботливо положенных на спинки кресел и даже в сервизе с цветочками, укрытым за стеклом большого буфета.
– Жена?
– лаконично спросил Зимников.
– Да, - так же кратко ответил Иван.
– Она будет нескоро.
– Ясно...
Сдвинули кресла. Разместились по сторонам темно-коричневого, почти черного от времени стола - хозяева квартиры определенно предпочитали старые, солидные предметы обстановки. Терентьев и Черновский - ожидавшие, Поволоцкий и Зимников - новоприбывшие. Молчание затягивалось, понемногу становясь тягостным, никто не спешил начинать первым.
– Ладно, к делу, - решился, наконец, Черновский.
– Позвольте полюбопытствовать, господа военные, как добрались?
– С разрешения медикусов, - исчерпывающе пояснил Зимников.
– Те отпустили на пару дней.
– Тогда не будем тратить время, - решительно сказал профессор.
– Вы хотели встретиться с тем, кто может выслушать и, быть может, помочь. Приложили немало усилий, подняли старые связи. Мы здесь и слушаем. Говорите.
– Бумаги...
– начал было Поволоцкий, но Зимников жестом остановил его.
– Давай сначала на словах, объясни суть проблемы, - предложил майор.
– Проблема...
– хирург задумался, еще раз кратко оценивая свои соображения, формулируя мысли. Его не торопили, терпеливо ожидая.