Харон ("Путь войны")
Шрифт:
"Жизнь сохранил ему царь обезьян богоравный,
вынув желудок, и лишнее тут же отрезав".
Далее Царь обезьян отрезал лишнее от кишок, языка, ушей и позвоночника, но прославленный операциями резекции желудка адресат сразу понял, о ком речь. Юдин никогда не лез за словом в карман и немедленно ответил стихотворением, в котором к царю обезьян пришел студент с просьбой помочь в учении, но даже богоравный оказался бессилен в беде с мозгом - нельзя иссечь то, чего не существует в природе.
Юдин был некрасив и отчасти действительно похож на обезьяну - нескладный, сутулый, с сильно скошенным назад лбом, но это первое впечатление
Поволоцкий прекрасно понимал, что будет встречен без энтузиазма и готовился к этому заранее - старый "желудочник" работал, сколько позволяло здоровье и, как говорили медики, "плюс еще полчаса", глупо было бы ожидать искреннего радушия от человека в таком состоянии.
– Меня зовут Александр Поволоцкий, - представился он, присаживаясь на широкий табурет, такой же крепкий, старинный и черный как почти вся мебель в этом почтенном здании. Портфель он поставил рядом и чуть прижал ногой, чтобы не упал. Как обычно, все приходилось делать под контролем зрения, профессор следил за его движениями, чуть прищурив взгляд.
– Контузия?
– неожиданно спросил Юдин, отложив шнурок и глядя исподлобья.
– Да, - в некоторой растерянности ответил Александр.
– Понятно... Продолжайте, пожалуйста.
– Батальонный хирург...
– Вот!
– внезапно рявкнул Юдин, прервав его на середине фразы.
– Вот, чорт побери!
– он произносил слово "черт" на старинный манер, через "о".
Сергей Сергеевич с невероятной для его возраста легкостью выскочил из-за стола, взметнув полы медицинского халата, в который был одет.
– Чорт побери!
– повторил он с прежним жаром.
– Вот вы-то мне и нужны, господин батальонный медик!
Судя по всему, Поволоцкий стал своего рода спусковым крючком, который стронул с места давно копившийся состав профессорских мыслей и удивления. Похожий на огромную цаплю, в белом халате, из-под которого проглядывал серый жилет, Юдин вышагивал по кабинету, потрясая сложенными в щепоть пальцами, и вещал:
– Уже не первую неделю мечтаю увидеть хоть кого-нибудь из медицины передового края! Увидеть и полюбопытствовать - что, собственно, у вас там происходит?!
– профессор резко развернулся и склонился к смирно сидящему Поволоцкому, словно намереваясь клюнуть его своим большим носом.
– Это немыслимо! Это в полном смысле слова немыслимо! На базе моего института развернут полноценный госпиталь, но что я могу сделать, если ко мне привозят!..
Юдин взмахнул руками, не в силах подобрать соответствующего слова.
– На передовой вообще перестали работать с пациентами? Мне привозят раненых обработанных так, что дворник
Поволоцкий в некотором замешательстве поскреб бороду пятерней. Он уже привык к тому, что вышестоящие инстанции погребены завалами текущей работы и слабо представляют себе обстановку на фронте. Но то, что даже маститые зубры не понимают общей ситуации, стало для него своего рода откровением.
– Нет, господин профессор, - Александр едва протиснулся со своими словами в бурю, настоящий ураган поднятый Юдиным.
– Все гораздо проще.
Поволоцкий добросовестно пересказал то, о чем уже подробно говорил на квартире Терентьева. К финалу короткой и бесхитростной повести о семидесятипроцентном некомплекте хирургов Юдин хватался за голову, и отнюдь не фигурально.
– Господи, помилуй, - потрясенно пробормотал он.
– Я знал, что у нас большие потери в медсоставе, понимал, что развертываются новые соединения, а мобилизационные планы не корректировались с тридцатых годов, но чтобы настолько...
– Я слышал о дивизии, в которой вообще нет хирургов, - добавил Поволоцкий.
– Пока нет. Ищут.
– Понимаю, понимаю...
– проговорил Юдин, по-прежнему нервно расхаживая по кабинету и сплетая длинные пальцы, как щупальца осьминога.
– Что же!
– решительно заявил он, остановившись в центре комнаты.
– Надо решать этот вопрос. Благодарю, коллега, за то, что взяли на себя труд просветить меня. Я проверю ваши сведения и, когда они подтвердятся - а я полагаю, вы были со мной вполне искренни - придется закрывать мой госпиталь и ехать на фронт. Похоже, сейчас любой мой ассистент справится лучше тех несчастных, которые там работают.
– Сергей Сергеевич, - рассудительно вставил Поволоцкий.
– Пожалуйста, не спешите. Это...
– Александр на мгновение замялся, подбирая слово.
– Не очень мудрое решение.
Юдин всем видом изобразил немой вопрос, чуть сутулился, скрестив руки на груди и прислонившись бедром к краю стола.
– Во-первых, весь персонал института и клиники исчезнет в общем некомплекте медработников. Канет, как камень в омуте, - развивал мысль батальонный хирург.
– Во-вторых, говоря по-простому, меня медицина может позволить себе потерять, а вас - нет. И наконец, мне-то по возрасту осталось лет пять работы в войсковом районе, дальше здоровье не потянет, и это при условии, что контузия пройдет. А вы - тем более, уж извините за прямоту.
– Мальчишка!
– воскликнул Юдин, резко выпрямляясь.
– Да что вы...
Он осекся на полуслове, замолчал, нервно поглаживая подбородок пальцами правой руки, опертой локтем на левую.
После очень долгой паузы профессор проследовал за стол и сел, хмурясь и шевеля бровями, в эту минуту он действительно очень сильно напоминал Царя обезьян из китайских постановок. Наконец, Сергей Сергеевич ткнул пальцев в кнопку невидимого селектора и скомандовал, должно быть, секретарю:
– Валентина, извольте нам чаю, будьте любезны, и побольше.