Харон ("Путь войны")
Шрифт:
– Нет, - мрачно ответил Поволоцкий.
– Это уже следующий уровень, над моим. Но хорошо представляю, каждый начинал с того, что исправлял ошибки предыдущего?
Юдин печально кивнул со словами:
– Да. Один делает первичный шов и мазевую повязку, другой все снимает и повторно обрабатывает рану, затем зашивает другим способом и применяет бактериофаг. Третий делает послабляющие разрезы и начинает готовить антивирус по Безредке, но лаборатория загружена на год вперед, и раненого эвакуируют в тыл как есть. И хуже всего то, что через раз из трех курсов
– Но тогда все должны лечить одинаково, - отметил Поволоцкий, естественным образом продолжая начатую Юдиным мысль. Отметил и только после этого понял, что на самом деле вырвалось из его уст.
– Единый шаблон военной хирургии ...
– произнес Сергей Сергеевич таким тоном, словно слова были материальны и повисали в воздухе подобно легчайшим и очень хрупким снежинкам. Помолчал и добавил.
– Единая доктрина лечения. Именно она свяжет все воедино, и мы обретем новую законченную систему.
Юдин вновь сел, словно ослабевшие ноги с трудом удерживали его. Теперь речь профессора утратила традиционную витиеватость и построение как на уроках риторики, он говорил короткими чеканными фразами:
– Три кита: интенсивная работа - это раз; полное освобождение хирургов от хозяйственных и административных работ - это два; все сложные медицинские манипуляции должны проводиться на уровне дивизии или отдельной бригады, хирург не работает на поле боя - это три.
Сергей Сергеевич перевел дух, вытер пот с раскрасневшегося лба и закончил:
– А самое главное - общий шаблон лечения, одинаковый на всех этапах, так, чтобы раненого можно было свободно эвакуировать, перевозить и передавать от врача к врачу без риска, что его внезапно начнут перелечивать. Вот тогда это заработает. Лучшие хирурги должны написать и научить - не как хочется, а как правильно, а рядовые медики должны делать именно так. Никаких эксклюзивных методик. Но... как этого добиться? Мы же все гордые!
– Приказом главного военно-медицинского управления, - предположил Поволоцкий.
– Строевые приемы со скальпелем?
– ехидно осведомился профессор.
– А почему бы и нет?
– Хм... Быть может, вы и правы, - как бы нехотя, преодолевая внутренне сопротивление, согласился Юдин.
– Тогда нам необходима методичка, которая за две недели сделает из грамотного врача хотя бы посредственного хирурга. Никакого начальствования, никакой административной службы. Для бумажной работы - привлекать служащих страховых компаний, они все равно давно забыли, с какой стороны моют руки перед операцией. Итак, методичка. И конференция специалистов, самых лучших, потому что ошибка в руководстве обернется ответственностью сотен врачей...
"Царь" порылся в столе и достал свой знаменитый блокнот в черной коленкоровой обложке - широкий, немыслимо затрепанный и замусоленный.
– "Строевой устав для хирургов" - бурчал себе под нос Юдин, делая быстрые пометки огрызком карандаша.
– Войно-Ясенецкий ослеп, но точно пришлет вместо себя представителя.
Профессор и батальонный медик переглянулись и одновременно скривились, будто откусив по доброму куску лимона.
– Вишневский исплюется, если не привлечь, - морщась, вымолвил Юдин.
– А если привлечь, исплюется вдвойне.
– А привлечь придется, - уточнил Александр.
– Опыта экстренных операций в импровизированных условиях у него больше чем у любых пяти врачей его квалификации вместе взятых.
– А кто будет его уговаривать работать, например, со мной?
После долгого молчания, Поволоцкий произнес:
– Хотя бы и я. Сделаю первый шаг.
– Ну что же... Бог в помощь, - сказал Юдин, и в его голосе без труда читалось сочувствие.
Глава 7
"Экстаз" умирал медленно. Подводный город не был военным сооружением, его конструкторы не закладывали в свое детище устойчивость к открытому нападению. Но живучестью он превосходил любой надводный корабль. Первые бомбы, взорвавшиеся близ главного комплекса, разрушили центральный пост контроля, и "Экстаз" остался без централизованного управления. Однако, разделенный автоматическими дверями на множество автономных блоков с собственными аккумуляторами, кислородными батареями и запасами сжатого воздуха, город упорно сопротивлялся.
Основное освещение отключалось, плафоны гасли один за другим, сменяясь оранжевым миганием аварийных ламп. Загорелись транспаранты, указывающие места искусственных воздушных карманов на случай разгерметизации, открылись незаметные панели, скрывавшие аварийные скафандры и дыхательные аппараты. Спецперсонал, согласно инструкциям, начал выводить людей из ближайших к аварийным шлюзам секций, пресекая панику по уставу, "вплоть до применения оружия". Аварийные батискафы, загруженные первой партией спасаемых, вышли из шлюзов почти на минуту раньше норматива. По тем же инструкциям, персоналу надлежало ждать возвращения батискафов, после чего продолжать вывод пассажиров. Но ни один аппарат не вернулся.
Запаса воздуха и энергии в секциях должно было хватить на двое суток, а герметические переходы и двери были спроектированы с кратным запасом прочности. Но защита от природных катаклизмов и технических неисправностей не в силах спасти от глубинных бомб, десятками сбрасываемых с неизвестных кораблей. Подводный взрыв дает мало осколков - они буквально "вязнут" в жидкой среде, но он обладает куда более мощным инструментом разрушения - гидравлическим ударом. Многократно отраженные ударные волны били по строениям и переходам, словно исполинские кувалды, купола из прочнейшего армостекла рушились один за другим, переходы между блоками ломались, как соломинки. Стены расходились по сварным и клепаным швам, и в каждую пробоину, в самую мельчайшую щель немедленно устремляла свои жадные щупальца вода.