Харон
Шрифт:
— Он! — пронзительно выкрикнула девушка, и рука ее метнулась вперед, указывая через стол. На одного из сидящих у палаточной стены, увидел Харон. — Этот! И этот! И эта тоже!
Пронзительный голос с хрипотцой, закаченные под веки глаза. Харону это все было слишком хорошо понятно, чтобы удивляться. Он удивился другому — как это Листопад, говоря о появлении нового оракула в лагере, умолчал о столь живописных подробностях.
Девушка стояла совсем рядом, Перевозчик видел, что нежная кожа под отошедшей полой безрукавки покрылась пупырышками от холода, посинела. Из-за стола, откуда все взгляды были обращены к пифии,
— Все? — спросил танат. Девушка находилась в затруднении. Полусомкнутых век не поднимала, но дыхание участилось, лицо посерело, покрылось бисеринами пота. Одна открытая грудь с отвердевшим сморщенным соском заходила вверх-вниз, рот исказился. Харон впервые наблюдал пифию так близко.
— Еще один. Он здесь есть. Он там! — Рука обежала круг. — Он уже есть там, но это не он!
— Нам непонятно, выразись яснее. Укажи, кого ты имеешь в виду.
— Он здесь ни при чем, — выдохнула девушка. Ее передернуло судорогой, руки бессильно упали и опять взметнулись. — Я не знаю! — с отчаянной мукой выкрикнула она. Безрукавка совсем разошлась
на ней. Гастролер не отрываясь смотрел. — Не знаю! Он останется. Но он должен быть там. Ему помешает… он!
Рука с напряженным, почти выгнутыми в обратную сторону пальцами остановилась в направлении Харона, который, не шевелясь, тоже наблюдал с любопытством, но по другому, чем Гастролер, поводу.
— И ты здесь, Перевозчик, — сказал танат. Просто констатировал. — Не дело тебе сюда таскаться, не для твоей персоны место. Оставался бы у себя. Сидеть с ними, стенания их слушать, в рейсе не хватает?
— Покомандуй еще мной, шкура. Где хочу, там и сижу, кого хочу, того слушаю! — Харон искренне вознегодовал. Так дойдет, что эти пятнистые его захотят конвоировать, вы подумайте!
— Впрочем, если тебе интересно. Нас это не касается. — Девушке: — Нам брать его или до следующей Ладьи?
Харон вдруг понял, что под вопросом находится не кто иной, как Листопад. Тот замер, скулы обтянулись, а двое танатов уже зашли сзади, готовясь выгонять названных девушкой. Приятель Листопада, Гастролер, в их число не вошел.
— Бойтесь, бойтесь перекрестков трех дорог! — напомнил о себе из глубины нечистой шкуры Локо. — Эмпуса с ослиными ногами обитает возле них. Она заманит, выпьет всю кровь и пожрет еще трепещущее тело. Страшна и Ламия, и мрачные Керы своими мокрыми красными хищными ртами…
Не мог Локо вот так просто смириться с собственным фиаско, с испорченной появлением нового оракула в окружении танатов программой выступления.
Псих был тут как тут — на него тоже не указали, между прочим:
Властительница их бессветной ночью,В глубокой тьме блуждая по дорогам,Шесть факелов трещали дымных разом.По факелу в руке, несет с собоюИ у могил с своей ужасной свитойВ три окрика, о путник, остановит.Чудовищные стиксовы собакиТебя не тронут, если в ночи чернойТы жертву черную ей принесешь над ямой,О— Ладно, забираем всех, там разберемся, — скомандовал танат, терпеливо дослушав до конца. Два пальца на кисти с особенно отчетливыми пятнами были свернуты, торчали неестественно.
«Э, — подумал Харон, — так это я тебя приложил на пристани. Но каково сказано! «Взять всех, там разберемся!» Вечная формулировка».
Понимая, что к Локо танаты заявились в последнюю очередь, Харон поднялся и, сильно пригнувшись под низким для него потолком, пошел из палатки Локо-дурачка впереди остальных.
Девушку-пифию танаты бросили. Она выполнила свою задачу и более была не нужна. Действие паров Священной Расщелины кончилось. Она опустилась на корточки, где стояла, обхватила себя за плечи, сжавшись комочком, дрожала. Харон пожалел ее, проходя.
«Однако же с другими ее не потащили, оставили. Отчего бы?» — Он посмотрел — рядом с девушкой присел Гастролер. Согнулся низко, зашептал тихое. «Нет, положительно, энергичные ребята они с Листопадом. Этого даже девочки продолжают интересовать. Жаль будет разбивать их тандем».
Харон коротко задержался на пороге.
Линии опустели. Кому следовало, уже пребывают на Ладье, остающиеся в лагере сидят по палаткам или толпятся на причале. Кто-нибудь пытается пролезть под шумок на борт, его не пускают. Их группка, последняя, пересекла свободную площадь, свернула в проход, напрямую выводящий на пристань.
— А ты чем докажешь?! Ты-то докажешь чем?! — завопил пронзительный женский голос за палатной стенкой. — Я тебя в тыщу раз, сикуха, живее, у тебя самой уж хлебало, вон, не раскрывается, оторва ты!.. — И дальше полетел неразбавленный визгливый мат, оборвавшийся, будто прихлопнули ее, а может, и правда трахнули чем по голове, где волос долгий, ум короткий.
Харон невольно оглянулся на надменную смуглянку. Та шла рядом с Врачом, ничего не замечая, не слыша, бормоча что-то, стиснув кулачки у горла. Врач утешал и подбадривал. Его и Клетчатого Антона, что ошивался с другого бока, забрали лишь под соусом «после разберемся».
Опять-таки предельно небрежно Харон чуть повернулся к танату, оказавшемуся близ:
— Списки отменили? С подачи одних оракулов будем отправки формировать? Понятно, они ж ясновидцы у нас…
Не горячись, Перевозчик, никто на твое законное не посягает. Во всем, что касается Ладьи, ты главный. Вот ступишь на борт — никто слова тебе поперек сказать не посмеет. Просто, если объявляется оракул, этим надо пользоваться, а тебя в лагере не было. Да и проще так. — Танат вздернул заносчивый подбородок. Эта девчонка… она на самом деле так привлекательна для смертных? Что в ней такого, мы осмотрели ее всю? А для тебя?
«Оп, — подумал Харон, — уже вторая жемчужина. Первая — идея того примороженного о копиях. Тривиально, сам о таком не раз думал, но от кого-либо из них услышал впервые. А теперь этот почти впрямую признался, что они, пятнистые, осознают
свою ущербность и, быть может, даже тяготятся ею. То-то же вам».
— Я разве смертный? — бросил он и, так и не удостоив таната взглядом, приотстал, давая Гастролеру с Листопадом, тащившимся в хвосте, догнать.
— …не успели, — расслышал убитый голос Листопада. — Один я — разве что?