Харон
Шрифт:
– Странное ощущение, мы как будто шли, а вроде и не двигались, – тихо сказал он. – Всё как-то легко и воздушно.
– Безвоздушно, – поправил его Харон. – Наши движения, как и наши тела с одеждой, всё это иллюзия, дабы не шокировать преждевременно только что умерших своей ужасной сутью.
– Ты это серьёзно?
– Абсолютно. Я всегда очень серьёзен.
– А… когда мы увидим… эту самую суть?
– После суда, когда распределят по новым местам обитания.
Магнат уже собирался задать очередной вопрос, как вдруг темнота растворилась, и они оказались посреди трассы, по которой оживлённо сновали автомобили, им, впрочем, не причиняя никакого вреда. Он был
– А что мы здесь делаем? – шёпотом спросил Викентий Аристархович.
– Ждём клиента, – нарочито громко ответил Харон.
– Они нас не слышат? – опять спросил магнат, не повышая, на всякий случай, голоса.
– Они – нет. И не видят. Он нас слышит, только боится. Мы, то есть я, должен помочь ему преодолеть чувство страха.
И проводник направился в самую гущу толпы. Бизнесмен, строго следуя за спиной сопровождающего, осторожно выглядывал из-за его плеча.
– Помогать ты умеешь, я в этом убедился, – шепнул он с сарказмом. Как оказалось, представителям крупного капитала также не чужда бывает тонкая ирония. – Быстро меня из кокона вытряхнул. Ты случайно до смерти не психологом работал?
– В этом одна из проблем личности, что многие работают в своей профессии случайно, не найдя себя, по разным причинам, в своём предназначении, – ответил расплывчато Харон. А потом конкретно добавил, отвечая на заданный вопрос. – Филологом. Мог бы работать. С деканом разошлись во мнении относительно нравственной составляющей не только в творчестве писателя, но и в его личной жизни. Он утверждал, что это абсолютно разные вещи, и не следует подгонять гения под общечеловеческие критерии. Сам, не будучи не то что гением, а даже сколько-нибудь значимым талантом, но упорно мня себя им, страстно защищал две страсти, которым был страстно подвержен – деньги и девочки. За что однажды поплатился.
Остальное не глупый банкир додумал сам:
– Однажды ты вступился за поруганную честь, и тебя безжалостно вытурили из университета?! По закону земной справедливости. И в итоге – поплатился ты.
– Я рад, что мне попался не примитивный бандит-миллиардер. Так оно приблизительно и вышло.
Они стояли возле автомобиля и разговаривали. По всему было видно, что проводник и сам не прочь поболтать на эту тему. Трудно отделаться от воспоминаний до тех пор, пока их не сотрут. И Харон продолжил:
– В конечном итоге, всё-таки, поплатился и он. Очень алчный ценитель литературы оказался. Выше всего ценил трилогию Теодора Драйзера – «Финансист», «Титан» и «Стоик». Восхищался Фрэнком Каупервудом, а погорел на мелочной взятке. Смешная сумма – пять тысяч долларов. Тьфу, и растереть. Так что, в конечном итоге, моральную победу одержал я, чему был безмерно рад. А вот этого делать как раз-таки и нельзя было.
– Чего – этого?
– Радоваться. Крайне отрицательная радость. Негативная радость.
– Ну и что с ним случилось дальше? Жив ещё?
– Не знаю, но мне не попадался. Может другим лабиринтом прошёл?! Нас, проводников, очень много, и каждый идёт своим тоннелем. Ладно, пора делом заняться. Так, что тут у нас?
Чёрный «мерседес» был здорово сплюснут и покоился на крыше. К верху лапками. Водителя достали, он был жив, но без сознания, а вот пассажира извлекали с помощью технических средств.
– Ну, и долго я буду ждать? – приступил к своим прямым обязанностям
Ответа не последовало. Викентий Аристархович выдвинул свою версию:
– Может, он жив, поэтому нас и не слышит?
Из автомобиля послышался писклявый голосок:
– Да, я жив. И меня вот-вот спасут.
Олигарх обречённо махнул рукой:
– Всё-таки умер, раз отвечает. Правильно?
Харон угрюмо согласился:
– Правильно, правильно. – И вновь обратился к клиенту. – О спасении надо было думать при жизни, а теперь тебя не спасут, а вытащат и отвезут твоё никому уже ненужное тело в морг. Через два дня вот это, – он ткнул пальцем в сторону изуродованного тела, – закопают. И что ты дальше будешь делать? – Тишина. – Всё, хватит капризничать, как маленький ребёнок! Хоть сейчас пора набраться храбрости и посмотреть правде в… лицо, глаза, куда угодно, потому что здесь твоя правда, это я. Не задерживай, у нас ещё одна точка.
Умерший оказался не просто капризным, а каким-то зловредным субъектом. Он категорически не хотел слушаться:
– Не вылезу! Сейчас меня достанут, и врачи приведут в чувство. И я слышу, как стучит моё сердце!
Харон не терял терпения и самообладания:
– Дурень! Это эмчеэсники молотками по автомобилю колотят. А чувство у тебя должно быть одно – смирение с произошедшим. Надо было при физической жизни мементо мори.
– Мори, мори, – передразнил клиент и неожиданно воскликнул. – Вы не понимаете! – В голосе погибшего слышались горечь и отчаяние. – У меня назначена деловая встреча! Я заместитель министра, и мне там обязательно надо быть! Что скажет министр, когда я на неё не явлюсь и не выполню его поручение?
Проводник улыбнулся:
– Назовёт тебя идиотом, однако в последнем слове на кладбище красиво, но лицемерно, нарисует тебя красками яркими и светлыми. Чего ты, как сам должен понимать, ни в коей мере не заслуживаешь. Так что, всё будет хорошо, и на твоё место придёт другой ценный кадр. Или ты думаешь, что всё без тебя рухнет?
– Я, конечно, так не думаю. Я не дурак, и у меня есть голова на плечах. – Из осторожности и чувства такта никто возражать не стал. – Но обидно! Трудный вопрос уладили, и мне оставалось только забрать деньги. Министр ждёт с нетерпением.
В магнате проснулся бизнесмен. Или наоборот?!
– Сколько? – спросил он твёрдым, деловым тоном.
Привычка к скрытности впиталась у чиновника в кровь. И пусть таковой уже не было, но та просочилась куда-то ещё, поразив неуемной жаждой стяжательства все его сущности. Все хотят жить, особенно наши пороки, которые не желают умирать даже тогда, когда умирает надежда.
Помедлив с минуту, он ответил:
– Много. Очень много.
Баксов расхохотался:
– Вы посмотрите на него! Много! О-о-очень много! – Посмотреть, правда, не представлялось возможным. Клиент из убежища не выползал. Видимо, вместе с пороками жила ещё кроха надежды. – Что ты тут из себя цел… – магнат вспомнил предостережение проводника относительно некрасивых ругательств. – Кокетку строишь?! Жеманницу! – Харон был поражён словарным запасом человека сугубо коммерческих дел. – Я за свою жизнь насмотрелся на вашего брата. Через мою кассу прошло столько чиновников и политиков, что моя чёрная бухгалтерия покраснела от стыда! Вы же самые настоящие проститутки! От рублёвых до валютных! Небось, миллион-два, не больше? Я имею в виду, конечно, доллары. Баксы!