Харон
Шрифт:
– А я вот всегда был вегетарианцем, – поддержал тему банкир. Выждав паузу, добавил. – В душе. Но тело постоянно требовало мяса, а слабовольная душа податливо уступала, отчего испытывал дисбаланс и дисгармонию. Всю жизнь страдал раздвоением личности. Но теперь, когда ненасытная оболочка отсутствует, я рад, что, наконец, стану настоящим вегетарианцем. И, может быть, даже альтруистом!
– Абсолютным, – без эмоций согласился Харон. – Шутите, пока есть возможность, потому что главная шутка впереди. От судьи.
Но слабовольный вегетарианец разошёлся, будто бес толкал его в ребро:
– А вот выпить
Но и тут его ждало разочарование.
– А про алкоголь упоминать нежелательно категорически, если не хотите разозлить судью окончательно.
– Неординарную личность? – с долей иронии, но и с не меньшей долей опаски спросил Баксов.
– Именно. Просто не надо наступать на больную мозоль.
– Странный судья?!
– Обычный. Воспринимайте всё как должное, и не болтайте на потусторонние темы.
Некоторое абстрактное время шли молча, следуя за проводником по непонятному мрачному тоннелю. Каждый думал о чём-то своём. О чём думал банкир, все скоро узнали. Он спросил, обращаясь к журналисту:
– На кого компромат-то? В сложившейся ситуации скрывать что-либо глупо, не правда ли?
– Совершенно, – флегматично ответил Андрей. – На вашего собрата по денежному мешку, даже не по мешку – по вагону, Еврова Бориса Анатольевича. Я всей схемы не знаю, моя задача была получить документы, сделать копии, одну опубликовать в нашей газете, а вторую передать репортёру с телевидения. Вот на встрече меня автомобилем и сшибли. И ведь даже не глянули – жив я или умер?!
Баксов размышлял.
– Убивать тебя никто не собирался, – сказал он. – Точнее, им было безразлично твоё самочувствие. Нужен был компромат, а не твоя жизнь. Кто знал о копии?
– Точно не могу знать весь круг посвящённых, но я получал инструкции от своего главного редактора. А вот откуда он черпал информацию, меня в известность поставить не соизволили. Вся схема связи конспирирована и локализована, как в шпионских фильмах или книгах.
Лишние рассуждения Андрея магната не интересовали. Он был предельно сконцентрирован, задавая точные вопросы и отсекая всё лишнее:
– Телевизионщики про копию знали?
– Не думаю. Зачем их загружать лишней информацией? Их задача получить и показать. Каждый выполняет свою задачу.
– А какого… – Баксов ещё раз вспомнил о предупреждении на запрет упоминаний кое-кого, – рожна ты вылез на дорогу?
– Так было условлено: я выхожу и жду, он, не доезжая, мигает фарами. Когда он медленно проезжает возле меня, я через открытое окно передаю всю документацию. Один экземпляр. У всех инструкции.
Олигарх презрительно усмехнулся:
– Ну что, поиграли в шпионов? Доигрались?! Какой канал?
– БАК-ТВ. – Пришёл черёд Андрея ехидно оскалиться. – По-моему, вы имеете к нему некоторое отношение?
– А по-моему, уже только имел. Я уже ни к чему не имею отношения, даже к собственному телу, которое будут мыть, одевать красиво, некоторые особи, допускаю такую мысль, будут втихомолку поплёвывать в мою сторону. Но мне-то на это уже совершенно наплевать. Лишь прискорбная мысль о всеобщей продажности угнетает меня. Алчный человек любую профессию и любую должность превратит в ругательное слово. В вашей ситуации всё стало ясно и понятно.
Олигарх вздохнул и, незаметно для себя, перешёл с журналистом на «вы»:
– Вы, молодой человек, лучше ответьте на такой вопрос. Как бы вы, лично, распорядились копиями, узнав о моей смерти, и не погибнув сами? Не думаю, чтобы кто-то рискнул взять на себя смелость их обнародования?! Это мёртвый груз. Причём, очень и очень опасный. Он у вас в редакции?
– Нет. Я его собирался туда отвезти после встречи. Но теперь я передал бы в совершенно другие руки.
Последнюю фразу Андрей произнёс твёрдо и убеждённо, на что Баксов улыбнулся хоть и иронично, но добродушно.
– И те руки, полагаете, чище остальных? – спросил он.
– Надеюсь. Мой хороший друг работает в спецслужбах, и у меня нет оснований ему не доверять. Но как он поступил бы, я, конечно, точно знать не могу. В любом случае, я выполнил бы свой долг. Может быть, впервые в жизни.
– Красивые слова, красивые фразы, за которыми обычно либо пустота, либо ловушка. Как бы там ни было, – философски подвёл итог магнат, – но всё это в прошлом, которое нас должно интересовать меньше всего. Но я рад, что такой журналист, как вы, не утративший ещё окончательно понятий о долге и чести, работал на меня. Жаль, что нашей встречи не произошло раньше?!
– Внимание, джентльмены! – прервал разговор Харон. – Входим в зал правосудия, которое здесь, как бы вам от этого не было грустно, не продано. Вас ждёт беспристрастный судебный вердикт, а моя миссия на этом закончена.
– Вы нас покидаете? – с льстивым сожалением поинтересовался помощник министра. Видимо, за долгие годы службы лесть впиталась в душу.
– Вы переходите под опеку другой юрисдикции, и с этого мгновения я не несу за вас никакой ответственности. – Харон оглядел своих недавних подопечных. – Но, если не будет срочных вызовов, на заседании я всё же поприсутствую. Из чистого любопытства. Каким бы грубоватым я вам не показался, но равнодушия во мне нет. Я переживаю за всех своих клиентов, а с вами даже я почти сдружился.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Они вошли в сравнительно небольшое помещение, в котором на столах стояли, а по стенам висели, канделябры с горящими свечами. А на потолке, вместо люстры, висел газовый фонарь. Все с интересом завертели головами. Магнат и здесь не удержался от сарказма, тихонько спросив:
– Вам что, электричество отключили за неуплату?
Проводник ответил утвердительно:
– Да, только не за неуплату. Однажды наш судья, по глупости и неосторожности, схватился за оголённые провода, после чего так здорово пропитался электричеством, что его тёмная аура начала ярко светиться. А это ему по статусу не положено. Теперь, пока весь персонал нашего отдела не пройдёт курс физики по разделу «электротехника», мы вынуждены пользоваться свечами и газовыми рожками.