Харрис
Шрифт:
Прямо сейчас, он находится в переулке, из которого нет выхода, а прямо перед его носом, распахнута дверь, которая открылась сама по себе.
Дрожь, преследовавшая его все это время, медленно, но верно, начала перерастать в страх, постепенно набирая обороты.
«Ладно, эта дверь должна вести в обычный дом, наверное, кто-то просто забыл потушить свечу, вот и всего» — мысленно, успокоил себя Фарн и снова направился в сторону двери, в этот раз менее решительно.
Подойдя к дверному проему, он остановился и еще раз оглядел дверь. Изнутри она была точно такой же, как и снаружи.
Переступив порог, Фарн почувствовал, что его тело стало тяжелее. Руки обмякли, как будто он только пришел домой после тяжелого рабочего дня на стройке. Ног не чувствовалось вообще, а все его шаги, которые он уже совершал неосознанно, были неосязаемыми, однако все равно отдавались громким гулом в голове.
Только когда он вплотную приблизился к столу со свечой, которая, как оказалось, была отнюдь не велика, он почувствовал облегчение, взявшееся непонятно откуда.
Будто выйдя из транса, его разум начал функционировать, а тело перестало быть таким тяжелым, а скорее наоборот.
Посмотрев по сторонам, Лендер увидел маленькую комнатку, освещаемую тусклым светом свечи. В углу комнаты, под маленьким окошком, находилась детская кроватка. В кроватке отчетливо было видно что-то белое, блестящее на лунном свете.
Вновь, не осознавая того, что двигается, Фарн направился к кроватке. Подойдя, он увидел маленького ребенка, не так давно вышедшего из грудного возраста.
Ребенок мирно спал, изредка посапывая. Укутан он был в белоснежные простыни, которые сверкали под лунным светом, что исходил из маленького отверстия высоко над кроваткой и давал тот самый блеск на белоснежной ткани.
Он уставился на ребенка. Младенец лежал не двигаясь, хотя вряд ли он в этом возрасте уже был способен полноценно двигаться.
Вдруг, дверь, которая все это время находилась за спиной Лендера, захлопнулась. А созданный ею ветерок, легко прошелся по комнате, задув пламя свечи, из-за чего стало темнее.
Фарн, находясь теперь почти в полной темноте, которую разрывал лишь слабый лунный свет, ощупывая ногами пол, направился туда, где он помнил, была дверь. Нащупав, наконец старые доски кончиками пальцев, он навалился на дверь всем телом, в попытках выбить, но та даже не шелохнулась.
Что за черт? Только недавно она была настолько прогнившая, что могла упасть от любого пинка, а тут ни дать, ни взять, хорошая новая дверь, которую и не выбьешь так уж просто. «А, ну да, — мысленно напомнил себе Фарн, — магия. И как я мог забыть?».
С минуту Лендер стоял опиревшись на стену рядом со входом и мысленно проклинал себя за то, что зашел в этот проклятый переулок, а не прошел мимо.
От ранее упомянутого занятия Лендера отвлек лунный свет, который светил ему прямо в лицо. Ранее сочившийся через маленькое отверстия над кроваткой и освещавший лишь ее саму, теперь он, никому неведомым образом заливал все пространство и добирался до самых укромных уголков комнаты.
И вот теперь, когда свет залил все помещение, Лендер смог точно разглядеть, все то, что его окружало.
Помещение, в котором он находился, не имело дверей, лишь та, через которую он вошел и ни одной больше.
Помимо кроватки и стола со свечой, в комнате были лишь облезлые до невероятной степени стены и маленькое окошко, находившееся высоко над кроваткой, примерно на уровне потолка, который был необычайно высок для домов Верендела, в котором предположительно находился Фарн.
Тишина. То, что наполняло комнату, было тишиной. Ни шума пешеходов, гуляющих по ночным улицам, ни потрескивания дров в камине, который теоретически должен был находиться этажом выше, ничего. Только всепоглащающая тишина, которая с огромным усилием давила на уши человека, что к ней не привык и которую, Лендер заметил только теперь.
Тишину эту, неожиданно разорвал плач ребенка, который, судя по всему, проснулся от резкого хлопка двери.
Лендер, которого столь громкий звук, вырвал-таки из объятий тишины, снова подошел к кроватке.
Ребенок размахивал маленькими коротенькими ручками во все стороны и протяжно кричал.
Фарн печально посмотрел на него, и ему захотелось взять и утешить дитя, однако делать этого не стал. Он снова взглянул на пустые стены. Вдруг, сейчас откуда-нибудь появиться дверь и сюда влетят нянечки или родители ребенка.
Он прождал около двух минут, но ничего не произошло. Тогда Лендер вытянул руки и аккуратно взял ребенка, после чего начал медленно качать его из стороны в сторону, напевая что-то себе под нос.
Он никогда не любил детей, никогда не хотел иметь их, но сейчас, почему-то, он с удовольствием убаюкивал малыша. Он не знал, что на него нашло, но неожиданно он захотел забрать этого ребенка домой.
Младенец быстро успокоился и снова уснул. Однако Фарн не был столь спокоен и беззаботен. Его все еще тревожил тот факт, что он неизвестно где, заперт в какой-то пустой комнате с маленьким младенцем и понятия не имеет как отсюда выбраться.
Он начал прикидывать в голове варианты, как можно было бы для начала покинуть комнату.
Но не успел он додумать и первого варианта, как его неожиданно свалила усталость. Он почувствовал, что больше не в состоянии стоять на ногах. А ребенок, который ранее, казалось, был не больше двух килограммов, теперь стал непосильной ношей.
Лендер упал, упал вместе с младенцем на руках и так же беззаботно уснул.
Фарн открыл глаза. Первое, что он увидел, был зал для гостей в его баре: стулья, столы и лежащая на одном из них давно высохшая тряпка, используемая для протирания всего, что попадется под руку.
Он приподнялся. Как оказалось, все это время он лежал на собственной барной стойке, на одном краю которой стояла пустая бадья, а на другом лежала медная монета, оставленная Ченом.
Он встал со стула и взял монету. Покрутив в руках, он внимательно рассмотрел гравировку на ней. Красивая женщина с волосами до плеч, а также затесавшейся в них ленточкой, смотрела с монеты, будто живая.
«Не припоминаю я таких монет» — подумал Лендер и, положив медяк в карман, направился наверх, в свою скромную обитель.