Хазария
Шрифт:
– Та-ак… – Святослав побарабанил пальцами по стоявшей перед ним чаше старого Велесдара. – Ещё что? – отрывисто спросил он.
Издеба сверкнул единственным оком и ответил, понизив голос:
– Ещё, княже, в Киеве, само собой, пущенные византийцами, стали расходиться слухи о том, что ты хищный варяг, про Русь не думаешь, а думаешь лишь о войне. Прознал я, что и в дружину нашу эти слухи запустить велено. Да ещё понял, что есть у них свои люди в дружине, причём не простые воины. И сообщают они византийцам с хазарами подробно, что и как тут происходит. Ежели бы не борзость твоя, Святослав, не кошачьи внезапные прыжки да скорые наскоки, давно бы в западню угодил…
Князь сидел, всё больше мрачнея.
– Погоди, Издеба, – вдруг остановил он темника, – Тайного тиуна кликнуть надобно, пусть ведает, что в дружине творится. – Князь подозвал охоронца.
Тиун явился быстро, будто только и ждал, когда князь призовёт. Издеба повторил то, что только что поведал князю.
– Что ж это делается, Ворон, – глядя на тайного изведывателя тяжёлым взором, спросил князь, – в дружине предательство, а ты не ведаешь?
– Так ведь такого отродясь не было, я же за хазарами и прочими врагами слежу, а не за своими… – Тиун запнулся, потому что князь жестом остановил его.
– Понял я, – продолжал Издеба, – что пора мне сюда спешить, пока беды не случилось. Примерно я ведь догадывался, кто может оказаться изменником, – вся Молодая дружина на моих глазах выросла, и каждого из вас я с детских лет хорошо помню, да и чьи родители своим чадам мысли подобные дать могли, тоже ведаю. А тут случай помог. Собрал я воев, что от ран оправились, да отряд детинцев, Гарольдом отобранных, объявил, что идём на подмогу князю, и поспешил к тебе. Едва переправились через Непру и свернули с Киевского шляха, как встретили купцов хазарских, из тех немногих, что говорят: мол, война войною, а торговля торговлей. А во главе их – старый хазарин, что известен мне как изведыватель, он часто бывал в подозрительных домах и наших, и византийских купцов, и лично с Алексисом не раз встречался. Почуял я, что неспроста он в Киев из Хазарии пожаловал. Решили мы тех купцов взять, да у старого чутьё волчье, рванул он прочь на добром коне, и все его купцы следом. Едва догнали его стрелой. Раненого допрашивать стали, да он так ничего и не сказал, только ругался и плевал. Пришлось успокоить его навек, как и ещё троих его сотоварищей. А вот четвёртый, самый молодой, видя, как один за другим гибнут старшие, понял, что говорить надо, тем паче что весь товар я ему пообещал отдать, а это для купца дороже жизни будет. Рассказал он мне, что встречался старый хазарин с молодым начальником урусов. Имени его он не ведает, о чём говорили – тоже, но как выглядит, запомнил: высокий, широкоплечий, слегка полноват, одет в дорогие доспехи, каким и князь позавидует. Он через старого хазарина письмо на коже в Киев передал…
– Нашли письмо? – отрывисто спросил Святослав.
– Да, княже, вот оно. – Издеба достал из-за пазухи кусок кожи, развернул. – Что написано, не совсем понятно, скорее всего – иносказание, а вот тут оттиск перстня имеется в виде льва… – Темник протянул письмо князю, а тот, мельком взглянув, передал Тайному тиуну с Варяжкой.
– Льва, говоришь? – переспросил Святослав, что-то соображая, и вдруг сжал кулак, ударив им по колену. Он почти сразу вспомнил, кому принадлежал золотой перстень со львом. Только у него был такой перстень, привезённый из Византии, когда мать Ольга плавала туда с посольством. – Олеша? – вопросительно-утвердительно произнёс князь.
– Он самый. Тем паче что старый хазарин был частым гостем у Гордяты, отца Олеши. Про письмо поведал мне молодой хазарин. Я слово сдержал, вернул ему товар, да ещё тот, что от погибших остался, забрать позволил. В нашем деле ещё одни уши среди хазар – не помеха. А уж остальных изменников исчислить труда не составило…
– Дякую, брат Издеба, за службу, кажется, понимаю теперь, что гибель Горицвета была не случайной! – Святослав невольно так сжал десницей яблоко меча, что косточки побелели.
– По всему, княже, для тебя засада уготована была, – тихо молвил старый темник.
– Назови изменников… – выдавил Святослав, превозмогая приступ душевной боли.
Издеба назвал имена, Святослав некоторое время сидел, понурив голову. Потом поднял взгляд на Тайного тиуна.
– Всё понял, княже, сейчас же тихо их возьмём и допытаем, – ответил изведыватель.
– Не только это. С сего дня, Ворон, кроме врагов внешних, надлежит нам ведать, что замыслили внутренние вороги. Для этого прикажу, чтобы дружинные начальники тебе всё потребное немедля сообщали, – мрачно закончил князь. – Мыслю, чем дальше, тем больше будет у нас внутренних врагов, уж больно много таких развелось, явных и тайных, которые, как ни крути, не волхвов наших, а попов византийских да римских слушаются…
Святослав, выйдя утром перед полками, был хмур. На обычное приветствие воинов ответил сдержанно. Молитву богам творил особо усердно. Потом, поблагодарив Великого Могуна и волхвов, князь обратился к дружине:
– Нынче ночью изловили мои вои хазарских лазутчиков. Те рекут, что я – хищный варяг, сродни нурманам… – Князь, помолчав, продолжил, словно отвечал на несправедливое обвинение: – Да, я варяг из рода ободритского, но не нурманского! Хотя речь нурманскую разумею и на ней с многими воями Варяжской дружины реку, которая нам ещё со времён Рурика служит. Добре ли служит, кияне? – возвысил он голос.
– Добре! – не совсем понимая, к чему ведёт князь, вразнобой ответили из полков.
– Да никогда никто из нас, княже, нурманом тебя не звал! – крикнул кто-то из темников. – Да и разве есть в том унижение? То только враги наши по народностям делить могут, чтоб столкнуть нас и ослабить Киевщину!
– Мы не унгары глупые, чтоб тем обманным речам верить! – добавил высокий, выдубленный горячими степными ветрами седоусый полковник пеших ратников, которые поздней ночью догнали конную дружину.
– А ты что скажешь, отче? – обратился Святослав к Великому Могуну, что стоял после молитвы чуть в отдалении у подножия холма.
Могун степенно огладил длинную бороду.
– А скажу я так, княже. Признаёшь славянских богов?
– Признаю!
– Чтишь Великого Триглава и Перуна как покровителя русских воинов?
– Всем сердцем чту! – отвечал Святослав, приложив руку к груди.
– Стоишь за Русь?
– До последнего вздоха за неё стоять буду! – сверкнув очами, отвечал князь.
– А коли чтишь славянских Богов и Пращуров, значит, ты – русич! – торжественно провозгласил волхв. – Ибо русичем зовётся не тот, кто лишь колером очей да волос хвалится, но тот, кто чтит заветы Богов и Пращуров, любит Русь и мыслит с нами как русич!
Святослав тряхнул оселедцем и опять обратился к дружине:
– Тогда, может, я не люб вам как воевода? Даю волю вольную – изберите себе нового князя, а я стану служить ему, как простой дружинник.
– О чём ты речёшь, княже? Как можно? – раздались недоумённые голоса.