Хазарская охота
Шрифт:
На пристани узнал Радим о белой рабыне, которую взнуздали конской упряжью, чтобы принудить к покорности, и узнал имя хазарского купца, к которому попала Пребрана Белая Береза.
На следующее утро оставил он старшего сына дружине, а младших отдал мамкам и пошел к Светлому князю. Узнав о его горе, повелел Святослав изгнать из города хазарских купцов, разгромить их шатры у Жидовских ворот и смести сараи на пристани, где держали они пленников. Как кость в горле сидела ненавистная Хазария в памяти русов. Эта давняя вражда перешла им по наследству от их отцов и дедов.
Лет
– Весной двинусь я на хазар, ибо прогневили небо бесчинства этих людей, – пообещал Святослав.
– Я не могу ждать до весны, Княже!
Святослав же, не мешкая, собрал войско и отплыл вверх по Днепру. Волоком русы перебрались на Оку. Вдоль Оки, реки рыбной и судоходной, испокон века жили вятичи. Были вятичи люди леса и чтили древнего Велеса превыше Перуна. Не было у вятичей другого богатства, кроме дремучих лесов и тихой, широкой реки. Превыше всего ценили они свою свободу и даже селения их звались «слободками». Князь вятичей Буяк вывел против Святослава свою дружину в липовых кольчугах и лубяных панцирях, даже колчаны и перевязи мечей у вятичей были сплетены из бересты, ибо вятичи железо ценили втридорога.
– Мало будет чести сразить их, – сказал Чурило Святославу. – Спою им песнь прежних лет, и не прольем крови, ибо их язык – наш язык! – И гусельным напевом заворожил оба войска:
…А те, что пришли из-за моря, были воины храбрые, – пел Чурило. – Князю их, Рерику, было видение во сне: дерутся посреди гор сокол и змей о двух головах. Бьются смертельно: то сокол победит, то змей верх одержит. Взял князь боевую секиру в правую руку и убил змея. Проснувшись, поведал он свой сон дружине. И сказал старец, бывший при нем: Змей двуглавый – суть две великие реки, схваченные Змеем. Вижу – родитсявеликий воитель, вихрю подобен, будет мечом сотрясать дальние земли. Он о победе над змеем двуглавым восторжествует…
– Отныне не будете платить дань хазарам, а будете платить мне. Я враг им! – сказал Святослав.
И не было битвы. Мирно перезимовал Святослав у вятичей. И не чинили вятичи преград дружине в походе с Оки на Волгу, и многие слобожане вышли с ним.
Нападать на безоружных или не готовых к бою – считалось бесчестием, и если во время поединка враг ронял меч, русы бросали ему выпавшее оружие, и послал князь Святослав письмо Иосифу царю хазарскому: «Иду на вы».
За неделю до ледостава оставили Радим и Олисей Княжий стан, но на полпути до хазарской столицы напали на ладью с княжьим тавром буртасы и сожгли судно. От студеной воды заболел Олисей, и зима застала друзей в Белополье.
Глава 13
Зимовье зверей
И платье никнет парашютом
Среди охотничьих угодий.
И нагишом в соболью шубу
Не вам ли, барышня, угодно…
Заветный кордон Мамоныча прятался в неглубоком распадке. По дну струилась незамерзающая речка, ввиду чего за охотничьим домиком была выстроена рубленая банька. Глухо шумели столетние сосны, их Мамоныч назвал «крестницами» и каждую ласково похлопал по стволу. Сколько лет было самому Мамонычу, никто толком не знал, предполагалось, что он современник мамонту и пришел из глубины веков, вроде глухаря или того же вепря.
Время охотничьей экспедиции было рассчитано на неделю, поэтому высадив охотников, машина тотчас же ушла за новым ящиком водки, и общество потихоньку примирилось с временной трезвостью.
Заколевший от первого мороза кордон быстро нагрелся. Задышала жаром старая печь, и пошел по избе скрип, треск и игранье бревен, словно зимовье расправляло старые кости. В самоваре по-медвежьи заворчал пар. Собака Звона улеглась у печки, зализывая помятые бока и поглядывая на людей золотыми волчьими глазами.
– Засветло двинем на секача, – мурлыкал Мамоныч. – Лежки у них здесь, в чаще. Матерый, если опытен, разроет муравейник и завалится, как на перину. Тепло ему и удобно, а что мураши всем своим народом до дна вымерзнут, на это его кабаньей харе плевать. В ноябре у кабана гон. Секач в эту пору – вовсе неприступен. С осени калган у него на ребрах нарастает, вроде бронежилета. В голову метить надо, аккурат между ухом и глазом. Живучий зверь! Я одного в голову стрелил, так он, слепой уже, через весь лес борозду пропахал, пока в дерево лбом не хлопнулся.
Глаза егеря загорелись, от радостных воспоминаний, а Глеб вдруг остро пожалел кабана, чем-то похожего на него. Вот ведь натура! Сколько раз стрелял на поражение, скольких боевиков в горах положил, а зверя бессловесного, который ни у кого симпатии не вызывает, жалеет.
Вскоре от печки пошло сухое горячее тепло, которое Мамоныч, любивший красивое словцо, окрестил «самум». Девушка стянула через голову свитер и осталась в джинсах и тонкой маечке, не скрывающей линий груди. Не говоря ни слова, она улеглась на лежанку, подложив под затылок руки и глядя на закопченные доски потолка.
Она держалась так, словно была одна в избушке. Ни на кого не смотрела, ни с кем не заговаривала, а когда «спонсор» вызвался дотащить ее рюкзак до заимки, молча потянула рюкзак на себя и не оборачиваясь затопала по сугробам.
– «Прост-а-а одинокая волчица-а-а…», – фальшиво пропел Толстяк, не решаясь подступиться к такой сногсшибательной красоте.
Тем не менее весь вечер он восхищенно и умильно поглядывал на «волчицу». Его заплывшие жиром глазки играли, как угольки:
– Как вас зовут, прекрасная охотница? – спросил он.