Хазарская охота

Веста А.

– Действительно, все это могло бы так случиться, но, к сожалению, он умрет, как только сгорит это полено в твоем очаге.

Обжигая руки, царица выхватила полено из пламени, спрятала его в сундук и заперла на ключ. Ребенка назвали Мелеагром. На радостях родители закатили пир и щедро отблагодарили Богов. Но позабыли мстительную Артемиду, зная, что ей по вкусу лишь кровь, добытая на охоте. Артемида жестоко обиделась, но решила не спешить с местью. Она дождалась времени, когда Мелеагр возмужал и стал первым среди охотников, и лишь тогда она наслала на Калидон свирепого вепря, такого огромного, что его клыки-бивни были почти метровой длины! Это чудище в клочья разрывало людей и скот, вытаптывало посевы и рушило мосты. Калидону

грозило полное опустошение. Тогда царь созвал на охоту знаменитых героев. За победу над зверем им были обещаны его клыки и шкура. На зов собралось полсотни удальцов, среди них было два кентавра, и даже одна женщина – амазонка Аталанта. У нее было еще и тайное имя – Вскормленная Медведицей, должно быть, греческие сказители имели в виду Ковш Большой Медведицы. Охотники стали роптать, не желая соревноваться с женщиной, но царевич Мелеагр уже влюбился в прекрасную амазонку и настоял на ее участии в охоте, тем более что никто не мог сравняться с ней в стрельбе из лука, в бросании дротика и особенно в беге. Своими чудесными дарами Аталанта был обязана тому, что хранила девственность и целиком посвятила себя Артемиде – сверхцеломудренной богине. Когда похотливые кентавры, увидев, что Аталанта оказалась вдали от других охотников, задумали изнасиловать ее, то Аталанта поразила их своими стрелами, и в охотничьем загоне стала рядом с Мелеагром. Первая атака только ранила зверя, и рассвирепевший вепрь разорвал в клочки с десяток охотников. Спасся лишь один: тот, что повис на ветке, точь-в-точь, как ваш покорный слуга, – Костя шутовски раскланялся, – Мелеагр и Аталанта одновременно бросили свои копья. Аталанта ранила зверя в голову, удар Мелеагра оказался смертельным, тем не менее, свой драгоценный трофей он преподнес Аталанте. Охотники – дядья Мелеагра были возмущены и поспешили отобрать у Аталанты подарок царевича.

– Почему они так поступили? – удивилась Виктория.

Она с неожиданным вниманием слушала рассказ Очкарика.

– Влюбленный царевич нарушил законы рода и подарил драгоценный трофей совершенно чужой женщине, нарушив тем самым сложившиеся обычаи, – пояснил Костя. – Узнав об этом, Мелеагр рассвирепел и убил дядьев, братьев своей матери. Узнав о смерти своих родных братьев от руки сына, царица достала заветное полено и сожгла его. Мелеагр умер. Мстя за убитых родичей, герои взяли Калидон в осаду, началась межплеменная распря, и царство было разрушено.

– Сказки все это, – проворчал Мамоныч, – пятьдесят мужиков на одного, хотя и матерого кабана – точно сказки!

Тем не менее он бросил головню обратно в огонь и затушил сигарету.

– Вскормленная Медведицей, – задумчиво произнесла Виктория и умолкла.

По странному совпадению ее фамилия оказалась созвучной мифу. Она была Медведева, и это родовое имя не сулило ей удачи в Калидонской охоте.

Утром Костя пропал. Едва приметный, выглаженный ветром след уводил к перевалу, в сторону Богуры. Костя ушел в самый снегопад, еще до рассвета. После недолгого совещания было решено прочесать Высокое урочище. Для поисков группа разделились на три линии. Ближе к полудню Виктория подала знак – два одиночных выстрела. Глеб и Мамоныч ответили: «Мол, поняли, идем!»

Глеб издалека увидел Викторию. Она стояла на поляне, и в ее руках темнело что-то темное, мохнатое, смертное. Глебу показалось, что она держит в руках голову Кости. Он подбежал, до рези в глазах всматриваясь в странный предмет.

– Это я внизу нашла, похоже, сверху ветром сдуло. – Виктория протянула Глебу лисий малахай Кости, слипшийся в ледяную лепешку.

Подошел Мамоныч и, радуясь неожиданному свиданию с местностью, припомнил:

– Лет двадцать назад тут еще люди жили: лесничиха с дочерью, потом археологи копали, искали стоянки первобытных людей.

– Вот что, Мамоныч, ты тут под скалой костерок разложи, это если Костю размораживать придется. Без шапки он далеко не уйдет, – распорядился Глеб.

Обогнув скалу с пологой стороны, Глеб и Виктория забрались выше и, пройдя еще немного, наткнулись на свежий след Костиных бахил.

– Он там, скорее наверх!

И словно подтверждая догадку Виктории, с верхнего яруса грянул выстрел. На линии огня за Глеба всегда решало его молодое, жадное до жизни тело. Он резко дернул Викторию за руку и метнулся в сторону, увлекая за собою девушку. За крупным валуном он перевел дыхание. Из разбитой губы сочилась кровь.

– Очкарик пуделяет, – сказал Глеб. – Пригнись, чтобы не задел!

Виктория послушно уронила голову в снег.

– Вот так бы сразу, – похвалил ее Глеб. – Подержи его тут, стрельни пару раз из-за камня, я его с тыла возьму.

Глеб выскользнул из-за валуна, прячась за уступами, обогнул скалу и в несколько прыжков оказался на ярусе. Впереди, среди камней затаился горе-снайпер. Костя набросил на голову капюшон и не слышал крадущихся шагов Глеба.

– Стоять, сучонок. – Глеб наступил на ствол карабина. – По своим лупишь?

– Я думал… чеченцы…

– Какие, на хрен, чеченцы? – Глеб рассвирепел, глядя в слюнявое, размазанное лицо.

– Там, под елками – след.

– Врешь, паскуда, откуда тут чеченцам взяться, снайпер?

В заметенной снегом ложбине, среди высоких сторожевых елей, и вправду темнел рифленый след армейского ботинка; такие носили и чеченцы и федералы. Итак, Костя не врал, кто-то шел по следам их небольшого отряда, но этот узкий бегущий след не гарантировал, что Костя так же правдив во всем.

Подошла Виктория и играючи подхватила с земли Костин мешок, точно своим побегом Костя поставил себя вне закона, ее собственного закона.

– Не смей! – Костя дернулся к мешку.

– Тяжелый! – удивилась Виктория, взвесив рюкзак на вытянутой руке. – Банк грабанул, Очкарик? Ого, да тут не банк, а целый археологический музей!

Она вытряхнула на снег содержимое рюкзака и для верности вывернула его наизнанку.

– Не трогайте! – взмолился Костя.

Виктория уже подняла упакованный в плотную бумагу и тщательно обмотанный скотчем плоский сверток. Местами бумага прорвалась, и в прорехах светилась сталь. Вика сбросила перчатки и бережно развернула бумагу. В ее руках блеснул двойной топорик. Он был выкован в форме сокола. Изящно выгнутые края крыльев были остро заточены и зеркально блестели, изгиб этих линий хранил загадку. Как крыло птицы или любая линия живой природы, он был непостижимо совершенен и отточено красив. На лезвии был выгравирован трезубец Святослава – сокол пикирующий.

Глеб с восторгом осмотрел топорик: это без сомнения древнее оружие было сделано по недостижимым технологиям и намного превосходило современную «убойную силу».

– Музейная вещица, – зловеще заметила Виктория.

Она взвесила топорик в руке, поймала центр тяжести и, резко взмахнув, описала в воздухе сложный зигзаг. Неподалеку от них с шумом обрушилась заснеженная еловая ветка. Удивленный Глеб осмотрел гладкий срез на стволе, провел рукой по спилу ветки и недоверчиво покачал головой. Ветка была срезана точным ударом стального лезвия.

– Где ты взял топор? – приступила к Косте Виктория.

Костя молчал, до крови прикусив обмороженные губы.

– Так… изменим вопрос… Зачем нес с собою?

– Хотел в раскоп подбросить… Когда-то мы с Колодяжным вели раскопки на Богуре. Помните, он говорил про хазарские находки? Помните? – загорелся надеждой Костя.

– Помню. Что дальше?

– Двадцать лет тему на кафедре морозили, – продолжил Костя. – А теперь все предметы с Богуры объявлены фальшивыми, кроме этого! – Костя смотрел на лабрис, как безумный жрец на святыню. – Я докажу, что клад Богуры – подлинный. Рано или поздно раскопки возобновят, и я, именно я, найду его. Умоляю, отдайте мне лабрис, это честь нашей археологической школы…