Хазарская охота
Шрифт:
Посреди флотилии на красной княжьей ладье плыла Пребрана. Радим скакал правым берегом Расы и охранял проход лодий от печенегов и булгар. Лишь по ночам, у дружинных костров, встречались Радим и Пребрана, и Берегиня грезила о сыне, оставленном в Итиле. Радим так и вовсе ни разу не видел сына и редко думал о нем, опаленный жаждой будущей битвы.
Широка Рас-река в нижнем течении, неукротимая сила несет ее волны в море Хвалынское. Еще один дневной переход, и широко расплещется Русь, и как река напоит собою моря и океаны. И уже не жажда добычи, ни зов новых земель, а иная жажда и иной зов толкают струги и несут их к морю. Сила, которую не пережечь, и жажда, которую
Русы спустились на ладьях в тыл хазарским войскам. Часть ладей спустилась ниже, и Итиль оказался заперт в ловушке, и не было окруженному городу надежды на спасение.
На рассвете устье Итиля заполнилось золотистыми стругами. Ладей было так много, что можно было посуху перейти с одного острова на другой, переступая с ладьи на ладью. С победным ревом войско устремились на город. Глиняные стены Итиля дрогнули под ударами таранов и рассыпались на обломки. Сквозь провалы карабкались обнаженные по пояс люди, с короткими мечами и стальными секирами. Искаженные яростью, они бросались на приступ. Наемный гарнизон предпочел бегство славной гибели, бросив горожан на верную смерть.
Свиток четырнадцатый
Священное животное
Небо молнией расколото,
Гневом Северных Богов.
Кровь восстала против золота,
И мятеж ее суров.
Итиль. Дворец Великого Кагана
О нет, Великий Каган не был всевластным правителем своей страны и даже своего двора. Страной правил малик Иосиф, а в башне кагана правили две царицы – Тишина и Вечная Ночь. Стены башни были многослойными и напоминали осиное гнездо. Ни ветер, ни дождь, ни град не могли поколебать священной тишины его заточения.
Когда-то каганы носили звучные имена, от их звука падали знамена неприятеля и сердца подданных кагана трепетали, как рыбы на отмели. Последний каган не имел имени. Вернее оно было, но хранилось в глубокой тайне. Четыре буквы этого имени, выгравированные на жемчужинах, были запечатаны в ларец из слоновой кости и похоронены на песчаном дне Итиля.
Он родился среди «царских детей» и от рождения не показывал своего лица солнцу, и сам не видел солнечного света. Народу говорили, что благоуханная стопа кагана ни разу не касалась земли, чтобы не расплескать божественную силу. Священной плоти кагана никогда не касался металл. Даже необходимое обрезание было произведено каменным ножом. Волосы не стригли, чтобы не убавлять его сверхчеловеческое могущество, и через сорок лет заточения они превращались в войлочный плащ, в недрах которого копошилось множество насекомых. Ногти на руках и ногах загибались наподобие бараньих рогов. Зубы давно выпали, а глаза ослепли. Под ногами кагана шевелился мягкий прах, – все, что осталось от изъеденных молью ковров и былого могущества.
Пищу для кагана подавали через маленькое оконце, куда едва проходила чашка. Все годы заточения его поили молоком и кормили мозгами десяти зверей, дозволенных Писанием, забитых безгласно согласно ритуалу.
Десять чистых животных указано в Писании, трое из них – домашних, находящихся под рукой человека и берущих корм из его рук: вол, овца и коза. И семеро диких, живущих на воле: изюбрь, олень, серна, козерог, сайгак, зубр и лось. Вол преследуем львом, овца – волком, коза – барсом, и повелел Господь: не из преследующих, но из преследуемых приносите жертву.
И каган давно стал этим священным жертвенным животным, не смеющим даже мычать.
Он не знал о мелькании дней, не слышал человеческих голосов. Когда-то очень давно к нему пускали наложниц; они попадали в башню через люк в полу, из чего можно было заключить, что каган живет под самой крышей. Глаза придворных красавиц были плотно завязаны черным шелком, при этом узел повязки опечатан личной печатью малика Иосифа. Лишь одна, несмотря на запрет, прошептала кагану свое имя – Тотогуш, так на языке горных татов называли «попугая» – «говорящую птицу», и с тех пор он тщетно ждал прилета Тотогуш.
Если у наложниц кагана рождались дети, то всех рожденных звали «царские дети» и селили на отдельном острове. Эти дети росли высоко над землей, почти в полной темноте, и первые семь лет питались медом и молоком десяти кормилиц.
В ожидании чашки положенной пищи, каган бесцельно бродил по башне, прислушиваясь, не скрипнет ли задвижка окна. Внезапно стены дрогнули от мощного удара снаружи, с грохотом осыпалась часть стены, и горячий поток ударил в слепые глазницы кагана. Он не знал, что это всего лишь солнечный свет, и в испуге пал ниц, закрывая лицо. Его подняли и поставили на ноги. Сладкий речной ветер ворвался в его легкие. Каган жадно хватал губами воздух, похожий на нежнейшее лакомство. Но горло сдавила крепкая упругая жила. Ноги кагана подкосились, он пытался крикнуть, но жила натянулась как струна, рот пережали чьи-то хищные неумолимые пальцы и лишили дыхания. Когда все было кончено, под язык кагана положили золотую монету, и тело последнего кагана из рода Ашинов было сброшено с высокой башни.
Город-паук, построенный на костях пленников, издыхал в корчах и судороге. Богатейшие склады и фактории по берегам Итиля русы предали огню. Все, что могло гореть, исчезало в неистовом очищающем пламени.
Чтобы умерить гнев нападавших, вышли торговцы с кошницами, полными золота и драгоценностей.
– Возьмите откуп за ваших отцов и братьев, за угнанных в полон сестер, – говорили они. – Но не разрушайте города!
– Русы не носят отмщение в кошельках, – ответил Святослав, и высыпали русы золото купцов и их драгоценности в речную стремнину.
И еще до захода солнца город был сметен военной грозой, словно и впрямь переполнил Итиль чашу терпения Божия. Оставшихся в живых согнали на площадь. Мужчинам завернули руки за спину, связали попарно и повели на пристань.
Чурило зычным голосом останавливал гнев нападавших:
– Вас, полонившие, заклинаю, не подвергайте их казни жестокой! Не убивайте сына перед отцом его, не подвергайте насилию дочерей. Дабы Русская Правда воздала каждому свое!
И Святослав велел прекратить убийства и в знак славной победы отправить на Русь хазарский полон без числа.
День за днем молчала золотая птица. И успокоился малик, слушая донесения о том, что войско русов, сокрушив селения буртасов и волжских булгар, отягченное добычей, готово повернуть обратно на север.
Субботний покой малика Иосифа был нарушен внезапно. Дозорные сообщили, что с юга прискакал запаленный конь с мертвым гонцом. Письмо Тоху-Боху было испачкано кровью:
– …И куда не поглядишь ныне, везде увидишь руса-разрушителя, – писал Тоху-Боху, – С яростью дикого вепря напали они на твой город. Тонет в крови земля обетованная и осквернены Дома Молитвы и Уважения…