Хазарская охота
Шрифт:
– Горе! Скипетр Иуды выпал из наших рук! – воскликнул малик Иосиф, и все, кто слышали это, разорвали на себе одежды в знак траура.
И проклял малик Великим Проклятием реку Расу, ставшую союзницей русов, и горы Каф, что не удержали варваров. И к словам Проклятия добавил:
– Всевышний покарает варваров, покарав их кумиров, и Раса-река потечет кровью с верховьев до устья!
И в бессильной злобе свернул голову золотой птице.
Едва рассыпались глинобитные стены Итиля и русы сокрушительной лавиной ворвались в город, Радим и Пребрана оставили битву и, перегоняя друг друга, поскакали к окраине. Дом Тоху-Боху был пуст и словно выметен смерчем. За пустыми сундуками
– Где сын мой? Говори! – приступила Пребрана.
– Хозяин забрал его, – пролепетала старуха.
– Где он? Где Тоху?
– Ушел с караваном в Дербент… – махнула рукой служанка.
Всю ночь скакали Радим и Пребрана по горной дороге, но находили только трупы лошадей, павших от усталости. Караван Тоху-Боху растворился в Кафских предгорьях.
Долго гулял Барс по морю Хвалынскому и берегам Сурожа, словно не мог насытиться, потом повернул на север и разгромил Семендер. После штурмом взял Саркел, настоящий бастион на правом берегу Дона. Русы называли его Белой Вежей из-за цвета крепостных стен и башен. Их твердыни были возведены из белых мраморных плит, некогда бывших стенами и колоннадами античных храмов. С востока крепость окружали воды реки, а по суше с юга и запада она была отрезана глубоким рвом и насыпными валами. Внутри крепости укрылось много хазарских евреев, бежавших из Итиля. Они и сыграли плохую службу защитникам Саркела, рассказав о казнях великих, которым подверг Святослав Итиль, и тем сломили дух осажденных. Белая Вежа сдалась на милость победителя, и уцелевшие жители были угнаны в плен.
Многотысячный хазарский полон дошел до Киева. Русы милосердно обращались с рабами. Всякий раб получал статус чади – младшего в семье. О нем заботились, но и присматривали, а спустя несколько лет отпускали на волю. Так, через малый срок, хазарская колонна ушла в Польшу и Венгрию, расселилась по Европе. Другая часть вернулась на юг и смешалась с населением Крыма. От далеких потомков женщин-хазарок и еврейских мужчин берет свое начало община караимов – Людей Писания, исповедующих упрощенный иудаизм. Немало знатных еврейских семей осело на Кавказе, в Грузии и Армении. Они быстро объединились в негласное правительство и даже попытались избрать нового хазарского царя, но безуспешно. Последний Шод – наследный представитель царской расы – Малик Иосиф эмигрировал в Испанию, и его следы затерялись среди еврейской диаспоры.
Остатки торгового Вавилона в дельте Волги смыло весенним паводком, а после занесло песком. Купцы и менялы навсегда покинули Итиль, но черные хазары: ремесленники, ткачи, кузнецы, виноградари и скотоводы вернулись на родное побережье, но были уже не иудеи, а мусульмане. Через сто лет город стал жертвой наводнения, а еще через двести лет хан Батый основал в дельте Волги свою ставку.
Свиток пятнадцатый
Суд Святослава
Склоняли выю греки и хазары
Перед мечом с насечкой черт и рез.
967 год
Великая победа пришла в Киев на остриях дружинных мечей. Раздавленный змей издыхал в дельте Рас-реки. Святослав вернул на Русь угнанный хазарами полон и пригнал тысячи новых рабов, но тороватый и коварный Киев затаился в опасениях и не желал жертвовать на новые походы. Даже Ольга не вышла встретить сына и затворила окна от ликующих возгласов горожан. Позабыты были прежняя ласка и долгие беседы между матерью и сыном, словно по княжьему терему провели плугом кривую межу. День ото дня росла межа: вот-вот превратится суглинистый ров в поросшие полынью Змиевы Валы, а то и в каменистые горы Карпенские.
Крещеные бояры объединились вокруг княгини, косо смотрели они на князя язычника и тайно молились о его погибели. В тщетной мечте о былом единстве приказал Святослав сокрушить в Киеве златоверхие церкви, и были плач и волнение в народе. Тогда князь оставил неприветливый Киев и ушел воевать в дунайскую Болгарию, где правил подвластный Византии царь Петр. Престарелый болгарский правитель умер, едва узнав о нашествии, как говорили его враги, «от страха». Восемьдесят городов по Дунаю добровольно признали власть Святослава и присягнули ему. С великой радостью приветствовали русов болгарские язычники-скомары. Помнили они, как огнем и мечом крестили Болгарию византийцы. Князь-Барс сел княжить на Дунае, и столица его Преслава походила на воинский стан. День и ночь горели костры за городскими стенами, и воины Святослава соревновались в удали и ловкости, готовясь в далекие походы.
Дабы утвердить себя государем Болгарии, Святослав отчеканил золотые монеты со своим изображением и надписью «Царь Болгарам». Сделать это было нелегко, содержание гарнизонов обходилось дорого, но он всем сердцем хотел быть добрым государем для своих новых подданных и не жалел казны на помощь болгарам.
Лето провело войско в Переславле, отдыхая и залечивая раны. Здесь, в болгарской земле, дружина чувствовала себя в безопасности. В мирное время любил Святослав воинские потехи, соколиную охоту и ловлю с пардусами. Много ловчих птиц: кречетов, соколов и балабанов, много борзых собак и черных леопардов жило в Преславе, в княжеском зверинце. Сюда же угорцы пригоняли табуны своих коней, знаменитых своей злостью и неутомимостью, а окрестные народы доставляли на торг сладкие плоды, ранние овощи, мед, серебро, оружие и редкие товары, и радовался Святослав, говоря: «Пока я в Преславе, от Югры и до моря Русского никому с мечом не воевать. Отсюда русская поступь устремится на Рум и Багдад, в Венету и Андалус!»
И устроил Святослав Княжий суд в Переславле.
Узнав о том, презрительно кривили уста ромеи и говорили, что прежде не было у варваров никакого суда и свои споры решали они в ордалиях и испытаниях.
И верно… Еще при Олеге Вещем всякое спорное дело решали Боги. Всякий виновный в черных делах дрожал перед Перуновой Молнией. Зато невинный мог невредимо пройти сквозь пламя, и даже волны речные имели разум, и выносили на берег без вины оклеветанного. Но отступила Правь далеко от Земли, и Боги больше не вступали в людские споры, и деньги все чаще становились мерилом силы, и там, где прежде судила Божья Воля, теперь решал Князь.
Во время суда по правую руку от князя стоял старец Чурило, и князь дорожил его мудрым словом.
– Увидишь, княже, мужа, отрока или старца, – говорил Чурило, – не смотри на вид его, на высоту роста, или на богатую перевязь меча, ибо человек смотрит на лицо и судит о богатстве, а Боги – смотрят в сердце.
Однажды привели на суд к князю двух язычников-болгар, напавших на купцов на постоялом дворе. Со слезами на глазах они клялись больше не грабить. Русы всегда защищали путников, и жестоко карали всех, преступивших завет гостеприимства.
– Кто милосерд к злодеям, тот сам становится злодеем для милосердных, – сказал Святослав и повелел казнить их.
В другой раз привели к князю грека Евсевия, уличенного в краже, и поклялся Евсевий именем Господа больше не красть, и простил его Святослав.
Узнав об этом, шептались христиане: «Праведный, который клянется именем Господа поганому язычнику, подобен жене любодейной, которая клянется жизнью своего мужа».
Но Святослав не смотрел на веру, он смотрел в сердце.
Зимою, перед новым солнцеворотом, Чурило сделал гадание Святославу, и печалью повеяло от пророчества: