Хэдхантер. Охотники на людей (полукомикс)
Шрифт:
Борис заглянул в дверной проем. Ощущение в хэдхантерской противогазной маске с непривычки было такое, словно чьи-то большие липкие руки давят на лицо, однако обзору это не мешало.
Борис сразу понял, что клиент готов. Стрелок – невысокий мужчина средних лет с заблеванными подбородком и грудью – корчился в спазмах на полу прихожей и о сопротивлении больше не помышлял. Ружье – вертикальная двухстволка – валялось рядом.
Мимо проскользнул Ухо. Тратить шприц-ампулу на хуторянина сержант не стал. Просто нацепил на запястья и лодыжки сотрясающегося в кашле человека наручники со
Они теперь не хуже шприца укажут, кому принадлежит этот трес-балл.
– Берест, проверь комнаты, – приказал Ухо. – Шурш, зайди с другой стороны и проследи за окнами.
Из этого дома сержант не хотел выпускать никого.
Борис вслед за расползающимися туманом обошел помещения.
В доме людей не было.
– Ладно, Берест, зови Шурша, – приказал Ухо, когда Борис вернулся. – Пойдем дальше.
Газовое облако к тому времени уже накрыло почти весь дворик и дотянулось до неприметной пристройки, стоявшей в сторонке от дома. Это был небольшой дощатый сарайчик, на который хэдхантеры поначалу не обратили внимания. А чего обращать-то? Стены – тонкие и дырявые. Дверь – без замка, болтается на ржавых петлях.
Но теперь…
Теперь Борис внимание обратил. Показалось, будто из пристройки доносится странный, похожий на хрипенье звук. Потом кто-то не удержался – сдавленно кашлянул. Раз, другой…
Борис бросился к сараю.
Хрясь – ногой в хлипкую дверь.
Дверь едва не слетела с петель. Распахнулась. Стукнулась о стену. Борис вскинул автомат.
И опустил.
Вот же гадство какое!
Откинутая крышка небольшого погребка. Лестница вниз…
А возле лестницы в угол забился пацаненок лет восьми-десяти. Одной рукой размазывает по лицу сопли и слезы. Другой зажимает рот, стараясь сдержать кашель.
Но струйки газа уже проникли сквозь щели в дощатой стене. И желтоватая дымка валит из-за спины Бориса в распахнутую дверь.
Здесь концентрация слезоточивой отравы еще не столь велика, как у входа в дом, но задавить кашель все равно нет никакой возможности.
Ребенок часто-часто моргал красными слезящимися глазами, скулил и, пуская пузыри соплей, старался отползти подальше от застывшей в дверном проеме пятнистой фигуры.
Только вот дальше ползти некуда. Дальше – стена.
Потом сдерживаемый кашель, наконец, прорвался. Хриплый, страшный, громкий.
Ну что ж, теперь понятно, почему дверь в доме была нараспашку. Понятно, почему их так старательно заманивали туда, отвлекая внимание от сарая. Судя по всему, ребенка спрятали в погребке, но хэдхантерская слезоточка тяжелее воздуха. Этот газ предназначен как раз для того, чтобы выкуривать людей из таких вот тайных нор.
Наверное, когда растекающееся по двору газовое облако добралось до сарая, и первые струйки начали проникать в погреб, мальчишка смекнул, что в подполье ему уже не спастись. Струсил. Полез наружу. Надышался, конечно…
Шурш истолковал его злость по-своему. Решил, что Борис нервничает из-за того, что сам не успел всадить в мальчишку шприц-ампулу.
Борис не сдержался – добавил от души еще пару ласковых.
– Ты че, пацана пожалел что ли? – догадался, наконец, Шурш. Удивился. – Ну и дурак! Не ты подстрелишь – так кто-нибудь другой…
– Тебя сержант зовет, – угрюмо бросил Борис. – Дальше идти надо.
Глава 19
В этом Хуторе тресов не было. Ни одного. По крайней мере, легальных, помеченных тату-клеймом с ИИН, найти не удалось. Впрочем, теперь в разоренном селении не осталось и свободных граждан.
Захудалый, умирающий Хуторок был невелик и немноголюден, однако для небольшой хэдхантерской группы добычи в нем набралось достаточно. Более полутора сотни голов за один раз – совсем неплохо.
Да уж, голов…
Вечерело.
Трес-транспорты подогнали к внутренней ограде. Чуть в стороне на небольшой, перепаханной колесами делянке расположилась остальная техника.
Добычу грузили долго.
От диких, настрелянных ранее, хуторян отгородили решетками.
– А то в дороге могут и поубивать друг друга по старой памяти, – пояснил Борису Ухо. – Не до всех сразу доходит, что они теперь в одной лодке…
«В одной тресовозке», – мысленно поправил сержанта Борис.
Однако в трес-транспорты попали не все. Тех хуторян, кто сопротивлялся особенно яростно и причинил охотникам наибольшие хлопоты, Стольник распорядился тоже отделить от прочих пленников и пока не заносить в тресовозки. Скрюченные в параличе, скованные прочными пластиковыми браслетами по рукам и ногам, они валялись на земле под охраной старичков-хэдхантеров.
Присматривать за этой группкой было нетрудно: людей в ней оказалось десятка полтора, не больше. Остальные погибли в перестрелках.
Брошенные на землю пленники уже начинали приходить в себя. Шевелились, извивались, как черви, стонали и цедили сквозь зубы ругательства. Охранники глумливо ухмылялись. Ждали. Чего-то.
Борис терялся в догадках: зачем все это понадобилось? Для чего? Может быть, отобранных пленников казнят? Это, конечно, дорогое удовольствие пускать в расход ценный живой товар, но с другой стороны… В тресовозках и так уже полно народа. А жажда мести – сильное чувство. Она может и пересилить трезвый расчет. Все-таки победа сегодня далась нелегко.
Да уж, нелегко… Нищие хуторяне отбивались отчаянно. А оружие у них, как ни крути, все же получше, чем у какого-нибудь кочующего дикого клана. В итоге хэдхантерская группа понесла ощутимые потери. Двенадцать убитых – это уже серьезно. Правда, сколько из них получили тяжелые ранения и были добиты своими, Борис не знал. Да и не интересовался особо. Убитые – и все тут. В основном полегли новобранцы, но и старичкам тоже досталось.
Живых, однако, потери мало печалили. В самом деле, чего печалиться-то? На охоте – как на охоте. А личные баллы погибших идут в общий котел – на групповой счет.