Хэдон из Древнего Опара
Шрифт:
18.
Стражники удалились. Лишь слабый свет факелов в дальнем конце зала освещал помещение.
— Вскоре вы сможете видеть лучше, хотя и ненамного. Прости меня за то, что я до сих пор еще не приблизился к тебе, кузен. Я прикован цепями к стене, железными цепями, не бронзовыми. Когда я попал в камеру в первый раз, этажом выше, я сломал бронзовые цепи и убил четверых, прежде чем стражники забили меня до бессознательного состояния. Я очнулся здесь, закованный в железо.
— Когда они схватили тебя? —
— Они меня и не схватили. Прикончив десятерых, бросившихся за мной в погоню, я перебрался через реку и скрылся в холмах. Но я был голоден и потому украл теленка с крестьянского двора. Как на грех, мое внимание привлекла к себе дочь крестьянина. Я унес с собой в лес ее и теленка и насытился ими обоими. Но эта сука воспользовалась моментом. когда я повернулся к ней спиной и огрела меня по голове моим же собственным топором! Я очнулся связанным, солдаты ругались и отдувались, стаскивая меня с холма. Этот топор мог бы стать Топором Победы, Пага, но сослужил мне плохую службу.
— Возможно, так и есть, — сказал Пага. — Но в данном случае тебя сгубили глупость и похоть, а вовсе не топор.
— Не думай, что раз я прикован к стене, то не могу добраться до тебя, коротышка. Я вырвал болты из стены и теперь могу дойти до противоположной стены, если только захочу. Все стражники ушли?
— Насколько я могу видеть, — сказал Хэдон.
Раздался скрежет вытаскиваемого из стены металла. Позвякивая цепями, Квазин принялся ходить.
Хэдон обследовал камеру, глаза его, как и говорил Квазин, постепенно приспосабливались к сумрачному свету. Камера была высечена в граните и имела тридцать футов в ширину, шестьдесят футов в длину и около тридцати футов в высоту. Из отверстия в потолке ощущался слабый приток свежего воздуха.
— Там находится воздушная шахта, достаточно большая для того, чтобы вместить тебя, Хэдон, — сообщил Квазин. — Но добраться туда довольно сложно. К тому же, мне говорили, что примерно в десяти футов находится бронзовая решетка, которая не даст возможности пройти дальше.
— Там будет видно, — бросил Хэдон. Он обнаружил дюжину старых одеял, пахнувших плесенью, огромный сосуд с водой, шесть глиняных чашек и шесть ночных горшков. И это было все. Квазин сообщил, что его кормят только дважды в день. В это время ночные горшки меняют на пустые, хотя и не всегда чистые, и пополняют запасы воды.
— Через несколько часов или около того они принесут еду второй раз, — сказал Квазин. — Я не очень уверен во времени, поскольку потерял о нем всякое представление.
— Не проверить ли сейчас, сможет ли кто-нибудь из нас пробраться в шахту, — предложил Хэдон. — Если тебя, Квазин, использовать в качестве основания, я встану тебе на плечи как второй ярус человеческой башни. Затем Кебивейбес, следующий по росту, сможет вскарабкаться наверх.
— Но если мне и удастся это, — сказал бард, — как я заберусь вверх по шахте? И как насчет решетки?
— Я подниму и подброшу
— Но я могу упасть!
— Тогда помрешь вскорости через денек-другой. И будь благодарен, поскольку избежишь пыток.
— Я бард. Моя персона неприкосновенна.
— Может, именно поэтому ты в тюрьме?
Кебивейбес простонал:
— Очень хорошо. Но я боюсь, что песни великого артиста погибнут, не успев родиться, в стенах этой мрачной камеры.
— Это в компетенции наводящей ужас Сисискен, — подхватил возвышенный тон Хэдон. — Она хозяйка подземного мира и, наверняка, не довольна Минрутом и почитателями Ресу.
Квазин уперся руками о колени, встав под отверстием. Хэдон отошел обратно к двери для разбега. Используя спину Паги, который опустился на четвереньки, в качестве трамплина, он запрыгнул на плечи гиганта. Квазин ухватил его за лодыжки. Какое-то время Хэдон покачивался, потом восстановил равновесие.
— Не так крепко, Квазин, — попросил он. — Ты переломаешь мне ноги.
Пага и Хинокли подняли Кебивейбеса так высоко, как только смогли. Он ухватился за талию Хэдона и принялся взбираться по нему. Дважды Хэдон едва не упал вместе с ним, но умудрялся сохранить равновесие до тех пор, пока Кебивейбес ногами не обхватил его спину. Здесь бард застрял, не способный продвинуться хотя бы чуть-чуть выше.
— Ты свалишься, Хэдон, и я с тобой.
Раздался зычный голос Квазина:
— Поднимайся, бард, или я размозжу твою башку о стену.
Кебивейбес застонал и стал мало-помалу продвигаться вверх. Судорожным усилием он толкнулся вверх, дрыгая ногами. Хэдон повалился вперед, и оба с воплями, с тяжелым стуком свалились на каменный пол.
Хэдон вскочил на ноги, сердито выговаривая:
— Я просил тебя не делать резких движений! Тебе больно?
— Я думал, что сломал руку. Но, кажется, лишь ободрал кожу. Но очень, очень сильно.
Квазин зарычал и, подцепив Пагу за пояс, швырнул его прямо вверх, в шахту. Пага завопил, но обратно не упал. Хэдон, смотря вверх, едва различал его. Спиной человечек уперся в одну стену, ногами — в другую.
— В маленьком росте есть свои плюсы, — улыбнулся Квазин. — Хотя, наверное, я мог бы так же далеко подбросить и тебя, Хэдон. Он загоготал:
— Конечно же, не поймай тебя, твоя голова раскололась бы.
— Пага, ты справишься? — спросил Хэдон.
— С большой потерей кожи. Камень твердый.
Они ждали, казалось, целую вечность. Затем послышался голос Паги, который, видимо, ругался на языке своего племени.
Через мгновение он уже находился у отверстия шахты. Квазин что-то сказал, и Пага упал на руки гиганта.
— Ого, волосатый младенец, ты весь в крови, будто новорожденный! Ты и в самом деле вышел из каменного чрева?