Хексенхаммер
Шрифт:
И тут. Гаврилыч вдруг закрыл лицо руками и разрыдался.
– Нина, Ниночка… Прости… Не хотел… Не ценил… От бля… Прости…
Я собирался что-то сказать, но промолчал. Позволил старику выплакаться. А когда тот, наконец, оторвал ладони от лица, протянул ему кружку. Тот молча выпил. Утер слезы.
– Я. Это я ее убил. Никакой не Механик. Я! Этот… Пришел через месяц. Снова с книгой-пособием. Морда. Дьявол. Успокоил меня и… Когда Механик был со мной в мастерской, работа шла так, что аж искры летели. А когда исчезал, все превращалось в кавардак… Я уже не мог без него. Не удивлялся его неожиданным появлениям и исчезновениям. Не интересовался тем, кто он. Механик
Тут Гаврилыч замолчал. Я поднял глаза и… Вместо старика-автомеханика передо мной сидел толстяк в оранжевом комбинезоне. В синей бейсболке, лихо повернутой козырьком назад. Старый пропойца не сказал мне ничего о внешности Механика. А она была более чем примечательна. Темная, почти серая кожа напоминала рассохшуюся от недостатка влаги землю. Маленькие, утонувшие в пухлых щеках глаза. Изборожденный глубокими морщинами лоб. Глаза, все в красных прожилках от лопнувших сосудов. Круглый мясистый подбородок, пухлые губы и нос-пуговка. Было в нем что-то комичное, простецкое и одновременно пугающее.
– Вздумал слушать старого дурня? – Механик взял бутылку водки, взглянул на этикетку, неспешно наполнил стакан и кружку. – Ты, паря, главное наливай Гаврилычу побольше. А уж он тебе наплетет с три короба. Выпьем?
Я повиновался гипнотическому взгляду Механика.
А он, фыркнул, утер губы рукавом и улыбнулся, показав ряд мелких, острых зубов.
– Он не хочет говорить правду. Боится ее. Шарахается, как черт от ладана. А правда в том, молодой человек, что твой Гаврилыч довел свою женушку до самоубийства. Только-то и всего. Теперь пытается свалить все на какого-то злого духа. Хитер бобер! Ты его не слушай, молокосос. Со мной шутить не рекомендуется.
Гараж погрузился в темноту, растворившую в себе все предметы. Какое-то время я видел только глаза Механика. Красные, от лопнувших сосудов, глаза дьявола…
Потом исчезли и они. А затем в нос мне ударил запах одеколона. Дешевого. «Шипр». «Саша» или «Наташа». Ну и вонь… Я открыл глаза и понял, что лежу на топчане. Гаврилыч стоял ко мне спиной и рассматривал свое отражение в осколке закрепленного на стене зеркала. На нем был темно-серый, мятый, но чистый костюм.
– Механик был здесь.
Гаврилыч как-то догадался, что я проснулся. Он не спрашивал. Он констатировал факт. Я встал, ойкнул и обхватил голову руками.
– Вот это я нажрался. Ниче не помню.
– Что сказал тебе Великий Обманщик? Что я убил Нину?
Старик обернулся. Он застегивал белую сорочку, из-под которой виднелся край тоже белой и чистой футболки. Гаврилыч сбрил свою фирменную бороденку и выглядел помолодевшим лет этак на десять. Он к чему-то готовился. Так, как переодеваются во все чистое те, кто готов взойти на эшафот.
– Да, – ответил я. – Примерно это он и сказал.
– Ложь. Нина помешала мне подписать договор. А я так хотел этого, что в меня просто вселился бес. Я ударил жену. Первый и последний раз. От той пощечины рука моя горит до сих пор. Она выбежала из мастерской, а я… Вместо того, чтобы броситься вслед за ней я… Молил Механика о том, чтобы подписать треклятый договор. Но он исчез. Испарился. Думаю, в тот момент он был занят Ниной. Дьяволу было гораздо важнее отомстить ей, чем заполучить меня… А Нину я нашел в ванной, наполненной красной от крови водой. Она перерезала себе вены. Это случилось двадцать лет назад.
– Вы же сказали, что тогда вам было двадцать пять… Значит…
– Математика не помогает, сынок? – Гаврилыч мрачно улыбнулся. – Позавчера мне стукнуло сорок шесть. И не надо убеждать меня в том, что я хорошо выгляжу. Со дня смерти Нины я был трезвым только один раз – на годовщину смерти жены. Наверное, поэтому Механик и оставил меня в покое. Но вчера я все решил. Ему пора заплатить по счетам. На капоте «тойоты» я оставил одну важную деталь. Она на месте?
– Ржавая железяка?
– Ржавая железяка у тебя вместо башки. А там… Яйцо с иголкой. Смерть Кащея. Это… Долго объяснять. Штуковина, которую я собрал через год после смерти Нины, после того как пришел с могилы жены, но так и не решился использовать. Примочка для «тойоты». Только благодаря ей мы сможем тягаться с Механиком. Что расселся? Идем!
– Куда?
– На Кудыкины горы? Ты отцу собираешься помогать?
– А чем я…
– Увидишь! Я ж тебе говорил. Эх, пьянчуга. Гонки будут. Это уж, как пить дать. Механик эт дело любит. Видать, не проигрывал еще. Ничего, на этот раз я ему кузькину мать покажу. Наверняка уже сбросил алкаша со счетов, а я… Я напомню!
Я покорно поплелся вслед за Гаврилычем. Утренний ветерок остудил мою больную голову и я почувствовал себя в состоянии задавать вопросы.
– Слышь, Гаврилыч. А если ты все знал, почему батю не предупредил?
– Гм… Предупреждал и не раз. Может поэтому Мишке так долго и удавалось играть на грани фола. Твой отец знал про Механика, но договора с ним подписывать не собирался. Думал, что с моей помощью, сможет водить старого беса за нос. Но Механик шустрее оказался и на чем-то его подловил.
– На чем?
– А на чем можно подловить таксиста, который постоянно ищет кратчайшие пути? Положим, заблудился твой батя. Увидел человечка, у которого можно дорогу спросить. Спросил, ответ получил и поехал… Прямо в Салон. Думаю, все так и было. Ну, или примерно так. У Механика много наживок на крючок для таких, как Мишка.
– А в Салон… Можно проехать?
– Раз уж Механик оттуда заглядывает к нам в гости, то и с нашей стороны дорожка туда есть. Точно не знаю. Должна быть, иначе… Все бессмысленно!
– А откуда про гонки известно?
Мы подошли к моему дому и остановились у калитки.
– Сам Механик и рассказал. Когда в последний раз со мной встречался. Он уже ничего не скрывал. Думал, что я у него. С потрохами. Давай, Серега, отпирай гараж, пока я не передумал.
Я кивнул. Хотел отпереть замок на воротах, но Гаврилыч покачал головой.