Хексенхаммер
Шрифт:
– Да. Что?! Спасибо! Сейчас буду.
Через двадцать минут я поднимался по ступенькам лестницы к двери районной больницы. Мне сообщили, что мать очнулась. Однако сюрприза, который ждал меня в палате я никак не ожидал. На стуле у кровати матери сидел отец. Бледный и похудевший, он улыбнулся мне.
– Здорово, сынок. Давненько же мы не виделись.
Я бросился к отцу и крепко его обнял.
– Где ты был?
– В больнице областного центра. Авария. Все это время я провалялся в коме.
– Похоже, кома становится визитной карточкой нашей семьи.
– Ага. А зачем ты надел мой халат? И берет. Считаешь, что он тебе идет?
– Почему бы и нет? Вижу у вас все нормально. А об остальном поговорим дома.
– Ну и дела, – покачал головой папа. – Ты куда-то спешишь?
– Очень спешу. Мне надо увидеть Гаврилыча.
Не дожидаясь дальнейших расспросов, я покинул палату и побежал по больничному коридору мимо ошеломленного моим поведением медперсонала.
Основательно запыхавшись, добрался до гаражного кооператива. Еще до того, как свернуть к гаражу Гаврилыча, понял – что-то произошло. Встревоженные лица людей. Приглушенные голоса.
Что-то подобное должно было случиться. У гаража, а точнее рядом с тем, что от него осталось, стояли две пожарные машины. Огнеборцы деловито сворачивали в бухты брезентовые шланги.
Я приблизился к еще дымящемуся пепелищу.
– Он много курил…
– Наверное, уснул с непотушенной сигаретой.
– Допился наш Гаврилыч.
– Я никогда не видел, чтобы так полыхало.
– Наверное, бензин.
– Тела так и не нашли?
– Какое там…
Выслушав разговор мужиков, обсуждавших пожар, я поплелся домой. Первым делом заглянул в гараж. «Тойота» была на месте.
Оставалось повесить на крюк халат и берет.
Теперь уже неважно, что произошло. Не имеет значения, что было, а чего не было. Главное – вернулся отец. Очнулась мать. Да и Гаврилыч, если быть до конца откровенным, отмучился.
Закрывая дверь гаража, я взглянул на пыльный капот «короллы». Ржавая железяка исчезла. Возможно я сам, в приступе чего-то похожего на лунатизм, куда-то ее убрал. При желании, всему можно найти рациональное объяснение. Даже внушительной и явно свежей вмятине на радиаторе «тойоты»…
Ботинок
Возможно, спасение было в том, чтобы добраться до угла коридора. Возможно, его не существовало вовсе. Впрочем, рассуждать о вариантах и строить планы Платон Дашутин не мог. Не тот случай. Когда за тобой гонится монстр и ты, пытаясь скрыться от него, оказываешься в незнакомом месте, дела не просто плохи, а очень и очень хреновы. Безнадежны. Примерно такие мысли бились в голове Платона, вихрем несшегося по узкому проходу, образованному громадными, уставленными обувью стеллажами. Если это помещение и было всего лишь обувным магазином, то, пожалуй, самым большим в мире. Пластиковые стеллажи уходили под потолок. Точнее, их верхняя часть терялась в ярком свете люминесцентных ламп, развешанным по всей площади потолка магазина-гиганта.
За отчаянным бегом Платона наблюдали со своих полок все представители рода обувного.
Женские туфли, на шпильках и без. Мужские полуботинки с квадратными, заостренными и полукруглыми носами. Ковбойские сапоги на «молниях». Высокие, полюбившиеся проституткам сапожки белой и розовой кожи. Кроссовки на толстых каучуковых подошвах, «вьетнамки» с резиновыми, образующими крест полосками и великое множество всего, что изобрело человечество для того, чтобы сделать жизнь своих ног максимально комфортной.
Больше всего Платона беспокоили домашние тапочки. В отличие от остальных обувных изделий многие из них имели круглые, выпученные глаза и улыбающиеся рты. По замыслу своих создателей тапочки должны были походить на забавных зверушек. Щенков и котят. Возможно, в обычной жизни так и было. Однако в данный момент они выглядели маленькими, но смертельно опасными чудовищами, которые только ждали удобного момента, чтобы покинуть полку, в прыжке погрузить мелкие, острые как иглы зубы в плоть беглеца и с причмокиванием начать пить его кровь.
Дашутин боялся оборачиваться по двум причинам. Во-первых, он потерял бы драгоценное время, а во-вторых, не горел желанием видеть гнавшееся за ним создание. Для того, чтобы напустить в штаны, было необходимо и достаточно металлического пощелкивания, слышавшегося позади. Что касается штанов, то Платон обмочил их в первые секунды этой безумной гонки. Теперь они успели подсохнуть.
Спасительный поворот был совсем близко, когда щелканье позади стихло. Нет, не стихло, поскольку такой термин предполагает постепенность. Не стихло, а резко оборвалось. Осторожный Платон не сразу остановился. Он перешел с бега на шаг только после того, как преодолел еще один квартал обувного чудо-города.
Взвесив все «за» и «против» медленно повернул голову. Никакого намека на погоню. Кожа лица ощутила дыхание сквозняка. Дашутин улыбнулся. Его надежда на то, что поворот означает избавление от кошмара, оправдалась. Сбросив скорость до степенного, прогулочного шага, он осмотрел свои брюки. Подсохшее пятно возле ширинки осталось, но заметить его мог только очень внимательный наблюдатель. Заключительным аккордом выхода из кошмара стало придание сбившемуся набок галстуку правильного положения. Строго перпендикулярно полу. На практике получилось почти параллельно нависавшему над ремнем животу.
Мысленно пообещав себе заняться бегом трусцой и ограничить потребление пива, Дашутин свернул за угол.
Прохладный поток воздуха исходил не от двери, как надеялся Платон. Его источником был огромных размеров вентилятор, покачивающийся на тонкой ножке рядом с прилавком продавца. Услышав шаги Дашутина, симпатичная блондинка в розовом форменном халатике перестала резать упаковочную бумагу на одинаковые прямоугольники, отложила в сторону нож и приветливо улыбнулась.
– Выбрали себе что-нибудь?