Хельгор с Синей реки. Альглав
Шрифт:
— Верагез! Мужайтесь, мой друг!
Но тот даже не пошевелился. Вскоре Вхамо и остальные тоже опустились на землю.
— Но это же ужасно! Может быть, это даже смерть… Такая напрасная, такая непочетная. И мы даже не успели изучить все эти тайны…
Так как у Алглава даже под гнетом тревоги продолжал гореть огонек неуемного любопытства ученого, главным оказалось громадное сожаление о сокровищах науки, которые будут потеряны, если их экспедиция потерпит неудачу.
Он почувствовал, что кто-то его трогает за руку. Это был спасенный от ягуаров индеец.
Другой рукой он указывал на какой-то бугорок в отдалении. Алглав последовал в указанном направлении и уселся на землю, все так же предаваясь тоске и тревоге. Но не прошло и минуты, как он почувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Разум был снова ясным и перед его взором теперь не было и следа тумана.
— Спасибо! Спасибо тебе! — сказал он, пожимая руку дикарю.
Тот сделал ему знак слушать и, быстро поднявшись на ноги, подбежал к группе спящих.
Наконец Алглав увидел, как тот волочет за собой какое-то безвольное тело. Это был Верагез. Он бросился на помощь и принялся перетаскивать остальных. За этим занятием Алглав не переставал размышлять, что глубоко заблуждался, полагая, что интеллект индейца уступает его собственному. Должно быть, произошедшее чем-то похоже на удушье, причиной которого является угольная кислота.
— Он оказался умнее меня!
По очереди отдыхая и пережидая приступы головокружения, которые следовали за каждым из таких «рейсов», Алглав с индейцем уложили всех на спасительном холмике.
Но выяснилась одна странная и зловещая деталь: хотя их дыхание было нормальным, пульс ровным, никто не проснулся, сколько их не трясли и не кричали прямо в уши.
— Неужели и правда угольная кислота? — в отчаянии подумал Алглав.
Сам он, стоя на верхушке холмика, больше не чувствовал усталости, его товарищ демонстрировал ту же выносливость. Алглав грустно посмотрел на окружающий пейзаж. Инстинктивно он отметил, что его предположение относительно вампиров оказалось правильным. Они повсюду приземлялись на животных, сосали кровь с невозмутимым спокойствием собственников, осуществляющих свои неоспоримые права.
— Но почему же звери могут противостоять дремоте, которая сразила нас?
Задав этот вопрос, он заметил, что некоторые животные, судя по всему, располагаются на отдых. Повсюду грызуны и сумчатые укладывались на мхах и зарослях лишайника.
И снова Алглав заметил, что света стало еще меньше.
Неужели здесь тоже наступают сумерки? Имеется ли какая-то связь между ними и охватившим их сном? Но утром, когда корабль плыл в полнейшей темноте, в свете фонаря они постоянно видели разбегающихся зверей.
— Это вовсе не одно и то же… Это было над водопадом… наверху!
Между тем становилось все темнее и темнее. Вскоре их окружили неясные призрачные сумерки, где вовсю летали вампиры. Тогда Алглав счел своим долгом зажечь электрические фонари на аккумуляторах. Но напрасно он поворачивал выключатели, нажимал на контакты: фонарь не работал.
— Вот несчастье!
Его беспокойство возросло, когда он с таким же успехом попытался включить второй светильник. То же самое ждало его и с другими: ни один не работал!
— Это определенно, какой-то электрический феномен! И, скорее всего, он связан с тем, что свет здесь гаснет. Думаю, последний тоже электрического происхождения.
В отчаянии он снова начал пытаться разбудить своих товарищей. Но, увы, напрасно! В их глубоком сне по-прежнему не было никаких угрожающих симптомов: сердце, пульс и дыхание оставались нормальными. Он не переставал удивляться: если он с индейцем на этом холме пробудились и восстановили силы, то почему это не происходит с остальными? Что заставляло их так крепко спать?
Тень сгустилась еще сильнее. Теперь Алглав видел только дикаря, стоявшего рядом с ним. Медленным и печальным жестом, жестом прощания он взял руку своего товарища по несчастью, на языке которого он не говорил, с которым он даже не смог обменяться никакими определенными мыслями. Дружеская улыбка появилась на широком лице человека из пещерного народа, улыбка, от которой сжалось сердце Алглава.
— Прощай, прощай! — повторил путешественник.
Ответом ему были несколько слогов странного гортанного языка. Они оба стояли в давящих сумерках, неподвижные, слушая отдаленный рокот водопада. В сгустившейся темноте, непроницаемой, будто зловещие и влажные стены над ними витала тень медленной смерти.
В свою очередь они тоже ощутили, как их охватывает полное оцепенение.
Что это? Нежное дыхание, трепыхание веера в темноте, вздохи, приглушенные звуки падения?
Алглав подумал об этом, хотя из-за того, что он по-прежнему пребывал во власти оцепенения, умственное усилие далось ему с трудом. Наконец медленно, почти с болью он вышел из этой сладостной нирваны.
— Я сейчас умру… Умру!
Он удивился тому, что эта мысль не вызвала у него никакого беспокойства. Его рука пошарила вокруг, нащупала нежный, будто шелковый, мех и в ужасе отдернулась. Он догадался, что вампиры сейчас приземляются на его спутников и точно так же сейчас приземлятся на него, чтобы полакомиться его кровью. Он захотел подняться, протянул руки, но слабость была так велика, что он снова упал и погрузился в глубокий сон, в то же время ощущая на своей шее, на груди теплую влажную тяжесть, биение сердца зверя, который считает себя королем мироздания, а его — своей добычей.
Прошло не известно сколько времени, сколько долгих часов в темноте. Люди на земле оставались неподвижными — мертвые или пребывающие в глубоком сне. Но вот один из них встает и улыбается, что-то шепча. Несколько минут он перетаптывается с ноги на ногу, расталкивает остальных, что-то им хрипло крича, но ему никого не удается разбудить. Звук его шагов эхом отражается от стен пещеры. Человек быстро удаляется в ужасающую темноту, в которой раздается неумолкаемый шум водопада.
Еще два часа проходят в глубоком забытьи, царящем в пещере. Вампиры и те давно спят. Сейчас здесь царствует смерть. Казалось, сумерки здесь останутся навечно… Однако, вот показался слабый свет, звук шагов тоненьких лапок, еле различимые крики, звуки, сопровождающие обгладывание пищи. Случайный наблюдатель догадался бы, что это пробуждение обитающих здесь созданий, приближение радостного природного явления.
Проходит еще час, затем два и три. Наконец слабый свет, сначала подобный легкому туману, затем как свет от тоненького серпа луны рассеивает фиолетовые тучи, становится еще сильнее, еще прекраснее, переливаясь всеми восхитительными оттенками индиго. В пещерах наступает день! Этот день находит людей, уснувших на земле, неподвижных, может быть, умирающих. Летучие мыши начинают порхать в воздухе, но не приземляются на лежащих. Вдруг один из людей шевелится.
Это Вхамо. Он потягивается, встает, чувствуя себя еще оглушенным. Он пересчитывает остальных и замечает, что его собрат-индеец исчез, затем принимается с мрачным видом трясти Алглава.