Хелл

Пий Лолита

— Тем не менее его сын разъезжает на «порше»…

— Показуха… Да его модель «порше» едва ли представительнее средней тачки…

— А-а…

Вот вы мечтаете о нашем бросающемся в глаза золотом изобилии… Да это всего лишь накладное золото. Башли, тачки, друзья, дома тут и там, путь всюду открыт… А мы маемся от безделья, нам всегда нечего делать. Но нам все равно.

По правде говоря, мы подыхаем со скуки, потому что нам нечего больше желать.

Мир слишком мал, к восьми годам мы уже десять раз облетели его в бизнес-классе…

Глава 2

Наступает ночь, а когда наступает ночь, Париж меняет цвет и направления.

Я в такси, мы едем вдоль Сены, я опускаю боковое стекло, чтобы можно было курить. Еще несколько минут, и я буду сидеть где-нибудь за столиком, может, это будет «Авеню» или бар отеля

«Кост», или «Мезон-Бланш», «Ноби», «Ксю», «Мэн Рей», «Корова», «У Дьепа», «Марке», «У Таньи», «Стреза» или «Плаза», я закажу к обеду тысячелистник с крабами и, конечно же, полусладкое вино, а может, не стану ужинать, выпью «Космо» или просто водки, выкурю подряд несколько сигарет, поздороваюсь со знакомыми.

Сибилла с ног до головы во всем от Куррежа, Хлоэ с восторгом демонстрирует свою новую сумку от Диора. Обе они блондинки, обе неглупые. Все вместе мы весим меньше ста пятидесяти килограммов.

Я рассказываю им о последних выходках Б.

Среди моих друзей Б. больше известен под кличкой Паршивец Б. или Тот, Кто Разбил Мое Сердце.

У Б. глаза, полные звезд, и ангельская улыбка, за которой он прячет свои дурные намерения.

Как-то вечером во время попойки в «Куине» я томно допивала семнадцатый стаканчик водки, спрашивая себя, зачем я здесь, постоянно здесь, как вдруг среди всяких подонков я увидела Просвет. Просвет в пять часов утра.

Б., конечно же, это был Б.

Я отставила стакан.

Я потребовала, чтобы меня немедленно познакомили с ним, и в уик-энды, которые последовали за этим днем, было много поцелуев.

А потом — целая неделя полной лучезарности, каждая встреча открывала мне какую-нибудь новую черту совершенства Б.

1. Б. был отличный малый.

2. У него был «Астон-мартин-В7-вантаж»…

3. Б. был забавный, умный, был хорошим собеседником и не допекал меня экзистенциалистскими вопросами, о чем так любят рассуждать папенькины сынки, и он терпеть не могразговоров вроде: какие часы престижнее — «Одемар-Пиге» или «Ейгер»? А машины? «Ауди-ТТ» или «бокстер»? Серая с красной обивкой салона или черная с обивкой беж? А как заполучить столик в «Бэне» во время Недели Высокой моды? И почему обода для «ТТ», они же самые красивые,дешевлевсех?!!

4. Б. читал… книги!

5. Б. взял меня и Б. меня бросил.

Да, в первый и последний раз в жизни я позволила себя взять таким старым как мир трюком, и я ношу в себе вековую боль Преданной Добродетели, ведь мы, женщины, подвергаемся этому уже века из-за жадных до мимолетного соития монстров.

Но это была только прелюдия к тем мукам, которые Паршивец Б. нанесет моему чистому сердцу и моей пока еще цельной душе.

Вчера вечером Б. без малейшего смущения объявился в «Бэне» с какой-то русской куклой ростом в метр девяносто, с безукоризненными ногами, но с рыхлым, каким-то поросячьим лицом, и мое разочарование мгновенно сменилось презрением, ведь кто захотел бы такого идиота, который предпочел мне какую-то невзрачную дуру только потому, что она на три головы выше меня и произносит «р», как какой-нибудь уральский крестьянин.

Внешность… Главное, внешность…

Под меланхоличный аккомпанемент «Сан Траст» — «Привет, недотрога» — я поведываю приятельницам о своих горьких переживаниях, о том, как элегантен был Б. в своем сером костюме вчера вечером, как меня раздирало желание раскроить бутылкой глотку мерзкой проститутки, как сегодня утром я ревела, сидя перед зеркалом, а потом решилапоставить на этой истории крест, потому что лучше выглядеть безразличной и достойной, чем трогательно несчастной.

Приносят мартини для Сибиллы, «Эвиан» для Хлоэ, водку для меня, два дружка Б. подходят к нам, лицемерно спрашивают, как у меня с Б., все ли в порядке, к счастью, звонит мой мобильник и отвлекает меня, а то бы я им ответила, это одна знакомая из Монако приглашает меня на праздник в свои апартаменты в «Бристоле», я почти не разбираю слов из-за ее дурацкого акцента и не знаю, как мне отвертеться от приглашения, ведь я не говорю по-итальянски, потом заканчиваю разговор, соврав, что еду в туннеле, а Хлоэ уже рассказывает Сибилле, как она, выскакивая из такси на авеню Габриель, чуть не сломала себе копыто, Сибилла и я в ужасе восклицаем: «Каблук от твоих „Гуччи“?!», но она нетерпеливо возражает: «Да нет, свою собственную пятку!», и мы, успокоенные, качаем головами,

а я спрашиваю Хлоэ, чего ради она таскалась на авеню Габриель, ведь там нет бутиков, но она не ответила, и я подумала, не скрывает ли она от меня что-нибудь, ведь на авеню Габриель живет Б. Мы уже давно не виделись, у нас есть чем поделиться, и я рассказываю им об одной из своих приятельниц, фотомодели, которую они обе терпеть не могут, что она появилась на страницах популярного «Гала», и Сибилла спрашивает меня, не знаю ли я некую Гюдрен, она в этом месяце красуется на обложке журнала «Вог» и, говорят, за три недели после выхода номера уложила к себе в постель весь Париж, так вот, был ли в числе их ее «бывший»? Потом мы дружно пришли к согласию, что с удовольствием укокошили бы всех фотомоделей, которые без зазрения совести шлендают по Восьмому округу Парижа, но я успокаиваю их, сказав, что хотя девочки с Востока и длинноногие, но только ногами они и берут, а на фото совсем не смотрятся, а Хлоэ с убеждением заявляет, что «они» с ними только трахаются, но «они» на них не женятся, и я еще добавляю, что поджидают-то они все-таки нас, но почему-то никто не смеется. Потом мы долго спорим по поводу политического скандала, о котором кричат все газеты, и я, чтобы доказать свою правоту, достаю из сумки «Пари-матч», где рассказывается об этом уголовном деле, а Хлоэ звонит сыну одного из главных действующих лиц, он поведывает нам правду, и мы минут пять сидим, потеряв дар речи, так это нас шокирует. Сибилла показывает мне послание, которое она отправила своему дружку среди ночи, и я ругаю ее, я против всяких посланий в четыре часа утра, по-моему, это признак слабости, когда на дисплее прописными буквами появляется:

ВСПОМНИ ОБО МНЕ, КОГДА ТВОИ ДЕТИ БУДУТ ГЛОТАТЬ НАРКОТИКИ И ЗАНИМАТЬСЯ ПРОСТИТУЦИЕЙ.

Я бы, скорее, направила ему такое: «Ты подохнешь в одиночестве, и это будет твоя вина» или включила бы ему на автоответчик песню Азнавура «Где мои двадцать лет?».

Потом мы решаем, что, уходя, поцарапаем его открытый двухместный «мерседес». Наши мобильники звонят одновременно. Это наши приятели, через несколько минут они подходят, мы как раз рассуждаем о брошенных женщинах, о том, что они взяли моду напрочь отрезать волосы своим разлучницам, и дьявольская мысль заползает мне в голову, но я ее прогоняю.

Я оглядываю людей, что сидят вокруг нас, их лица облагорожены мерцанием свечей (насколько менее красивы лица в неоновом свете метро!), я смотрю на ухоженную авеню Монтень: здесь много иностранцев и дорогих бутиков «Фенди», здесь «порше» с номерами Монако и «феррари» всех цветов, здесь посольства, здесь нет булочных, здесь под сурдинку звучит умиротворяющая музыка, она плавает в наступающей ночи, здесь дилеры, похожие на деловых людей, здесь истинно деловые люди, здесь их сыновья, похожие надилеров, а вот напротив на тротуаре стоит мой бывший дружок, и чей-то черный «порше» с номером 75ONLV75 проезжает не спеша, словно скользит, и я вдруг вспоминаю, что завтра мне предстоит аборт.

Вот эту минуту и выбирает какой-то тип с соседнего столика, — он недурен! — чтобы спросить у Сибиллы и у меня, не работаем ли мы в каком-нибудь агентстве. Мы нервно смеемся, потом изображаем из себя последних дурочек, которых он заинтересовал, и вместе принимаемся обсуждать объем талии, вес, походку, фото. В конце концов он дает нам свою визитку, где красуется логотип одного известного агентства фотомоделей, какое-то итальянское имя и должность «директор по подбору кадров», и мы все трое начинаем дико хохотать, хохотать с безумными выкриками, это наша манера смеяться, а Сибилла достает из своей сумочки от Куррежа бумажник, а из него — визитную карточку и с вызывающей улыбкой протягивает ему:

— Вот настоящий лого агентства моего отца, что же касается директора по подбору кадров, то я раз в неделю обедаю с ним. И это не ты.

Разинув рот, он застывает, этот самозванец, потом с загадочным видом улыбается во весь рот, и я говорю себе, что он, конечно же, нахал, просто скотина, но он, право, право, очень недурен, и я смотрю на Сибиллу, она тоже улыбается, но уже совсем другой улыбкой, и я понимаю, почему Витторио (да, его зовут Витторио) не тушуется и спрашивает у Сибиллы, чей номер телефона на визитке — ее или отца, и она отвечает, да, ее, и тогда он говорит, что теперь может уйти, и в самом деле удаляется, и когда он проходит через зал, все провожают его взглядом.