Хелот из Лангедока
Шрифт:
– Разумеется, – подтвердил гном. – Без твоего окончательного решения, мудрейшее из водных русел, мы не решимся ни на какие действия.
– Хорошо, – важно кивнула Боанн. – Да будет грязный дакини съеден.
– Увы, о Боанн… Тут-то и начинаются наши беды. Второй спутник дакини, странный ребенок с дикарским именем Тэмгили, заколдовал несчастного Форайрэ и увез с собой ключ и замок от заклятия. Тогда-то я и задумался. Так ли уж ничтожны эти дакини, если им служит дитя Народа!
– Что? Это строптивое племя…
– Увы, величайшая.
– Народ не служит никому, – сказала Боанн.
– Это и странно! – вскричал гном. – Это и непонятно! Одно из двух: либо наш дакини – великий и опасный маг, сумевший подчинить себе творения Моргана Мэгана, либо же он сам принадлежит к Народу! И то и другое одинаково опасно, согласись, величайшая.
– Да, ты прав, Лоэгайрэ. Как это я раньше не ценила твою мудрость?
– За недостатком времени задуматься о ней, мудрейшая. Я счастлив, что ты нашла час на это занятие.
Медовые глаза богини сияли от удовольствия. Правительница и гном сидели на берегу неторопливого потока, созданного Мэганом в грустный час, и природа вокруг них казалась печальной и задумчивой.
– Говори дальше, Лоэгайрэ. Твоя богиня довольна тобой.
– Боюсь, что на сем довольство моей богини завершится, – сказал Лоэгайрэ. – Такова цель этого презренного дакини, вторгшегося в лес Аррой: он хочет переправиться по Городищенской Лаве и извести злобного и сладострастного дракона, который сидит в своей пещере на озере Лох Бел Драгон, что означает «Озеро Драконьей Пасти», и ждет, когда к нему приведут на… гм… съедение молодую и невинную девицу.
– Что?! – Боанн резко повернулась к своему осведомителю. – Этот безумец, этот кощунственный преступник решил нарушить мой запрет?
– Более того, величайшая, он его нарушит, ибо публично поклялся при распитии обетной чаши на пиру в замке Теленна Гвада, что уничтожит злобное чудовище.
– Дал обет? Да как он посмел!.. – Боанн задыхалась от злости. – Я запретила! ЗАПРЕТИЛА! Это было мое повеление, известное всем!
– Да, но для этих дакини божеские законы не писаны, – сокрушенно сказал Лоэгайрэ и покосился на Боанн: лицо богини пылало, она сжимала кулаки и раздувала ноздри.
– Он поплатится за свою наглость! – твердо сказала Боанн.
– Несомненно, несомненно, – сказал Лоэгайрэ. – Ведь дракон сожрет его без всякого сожаления.
Боанн метнула на гнома гневный взгляд:
– Дракон? Да этот безумец, твой дакини, даже не попадет за реку! Неужели ты думаешь, что мои верные слуги допустят, чтобы какой-то грязный бродяга со своими приспешниками нарушал мои запреты? Неужели ты полагаешь, что Боанн позволит развязать новую войну с племенем драконов? О мой бедный народ! Сколько слез я пролила во время последних битв с драконами, когда в кровавых боях полег цвет народа троллей!
Она воздела к нему свои прекрасные руки. Лоэгайрэ залюбовался безукоризненной позой, в которой застыла богиня.
– Как на твой взгляд, Лоэгайрэ, у него есть шансы перебраться за Городищенскую Лаву?
– Очень небольшие, – сказал Лоэгайрэ. – Об этом я и хотел поговорить с тобой, о богиня. Может быть, отменишь запрет? Пусть они попытаются прикончить злодея-дракона. Кто знает, вдруг им удастся нагнать страху на народ драконов? Ты же знаешь, о Боанн, что поедание девиц весьма непохвально, а с нашего берега еще не поступало никаких акций протеста.
– Поедание девиц непохвально, – согласилась Боанн, – но куда менее похвально развязывание войн. Нет, лучше обойтись компромиссом. Лучше одна девица в год, чем тысяча мужей в один день. Так рассудил мой великий ум. Ты возражаешь ему, Лоэгайрэ?
– Помилуй меня от подобной глупости! Конечно, я не возражаю. Просто… – Лоэгайрэ замялся. – Не знаю, как и доложить тебе, мудрейшая. Я… словом, я заключил сделку с этим дакини. У него есть шанс на успех.
Боанн грозно нахмурилась:
– Шанс на успех? Что ты имеешь в виду? На какую предательскую сделку толкнула тебя твоя гномья алчность, Лоэгайрэ?
– Я… видишь ли, премудрая и украшенная множеством иных добродетелей повелительница… я обменял на один очень ценный и старинный арбалет, произведение древних гномов, одну старую и ржавую железку… словом, один меч… Тот, легендарный. Который называют Секач. Он хранился у меня многие годы, пока…
Вот тут-то Боанн и утратила всю свою величавость. Ее лицо пошло красными пятнами от гнева, она завизжала, топая ногами:
– Как ты посмел отдать Секач какому-то грязному дакини? Как у тебя поднялась рука передать священное оружие гнусному чужестранцу? Я сотру тебя в порошок! Я уничтожу тебя и твое племя! Как у тебя повернулся язык признаться мне в подобном клятвопреступлении?
Посмотрев на бушующую богиню исподлобья, гном дождался паузы в потоке ее угроз и вставил:
– Я хочу обратить внимание светлейшей Боанн на то, что меч дает дакини право называться героем, а не безрассудным самоубийцей. Любой скажет тебе, что Лоэгайрэ – один из вернейших твоих слуг. Поверь мне, досточтимая, я действовал в интересах нашего дела. Драконов надо припугнуть.
– Я не хочу больше жертв! – скорбно произнесла Боанн. – Я хочу уничтожить драконье племя так, чтобы с нашей стороны не было потерь.
– Их не будет, – заверил Лоэгайрэ. – Все сделает за нас этот чокнутый дакини с его гордостью и глупой жаждой подвигов. Нам нужно только беспрепятственно пропустить его за реку.
– Этого не будет, – твердо сказала Боанн. – Мои люди остановят его. Я не собираюсь отменять своих приказов.
– Как тебе угодно, – вздохнул гном.
– А тебя, – величаво добавила богиня, – я, пожалуй, закую в кандалы.
– Нет! – завопил Лоэгайрэ и подскочил. – За что?! Я вернейший из твоих верноподданных!