Хелот из Лангедока
Шрифт:
– Говори яснее, – потребовала Дианора.
Колдун усмешливо покосился на нее:
– Неспроста твои расспросы, девушка. Я и так говорю яснее ясного. Свои первые ворота я открыл кровью. Я был тогда молод и шел путем жестокости, потому что ничему другому меня пока что не научили. На первом же привале я убил своего спутника и вонзил в его распростертое тело все десять мечей, один за другим. И с каждым новым ударом звезды на небе надо мной меняли свое расположение, а когда в бессильную плоть вошел последний меч, я услышал плеск воды. Гор и леса как не бывало. Я
Дианора с отвращением и страхом отшатнулась от колдуна.
– Замолчи! – проговорила она, задыхаясь, и вырвала у него свою корзинку. – Ты богохульствуешь! Я ненавижу тебя! Убийца!
Морган Мэган, Открыватель Пути, озадаченно смотрел вслед убегающей девушке. Он ничего не понял.
Когда Гарсеран из Наварры удостоил Греттира приглашением на дружеский ужин в компании валлийской знаменитости, молодой человек не нашел в себе силы отказаться. Напрасно Бьенпенсанта метала громы и молнии, взывая к совести Греттира и напоминая ему об обещании не пить, тем более с паршивцем Гарсераном. Напрасно взывал призрак прабабушки к фамильной гордости.
– Может быть, этот Гури не такой уж противный? – сказал Греттир, слабо оправдываясь.
Призрак утратил прозрачность и замерцал ядовито-желтым светом.
– Как бы не так! Гури, может быть, и не противный, зато твой Гарсеран – настоящая пивная бочка без стыда и совести.
– Я помню, как Хелот рассказывал о подвигах Гури Длинноволосого, – задумчиво проговорил Греттир, надевая красивую рубашку с разрезами на рукавах. – Не может быть, чтобы Хелот ошибался. Он говорил, что Гури – великий герой и знакомство с ним – честь для любого рыцаря.
– Хелот голодранец и бродяга, – отрезала Бьенпенсанта.
– Он странствующий рыцарь, – возразил Греттир, но прабабушку это не убедило.
– Одно и то же, – сказала она. – Что бродяжить, что странствовать. Суть от этого не меняется.
Но Греттир уже спускался по лестнице.
Узенькое ущелье, именуемое улицей Кружевниц, привело его в знакомый всем ноттингамским пьяницам Столярный переулок. Юному датчанину эта местность была хорошо известна.
– Вот так встреча! – донеслось до Греттира из недр переулка.
Поскольку подобные возгласы раздавались здесь постоянно, юноша не придал этому никакого значения. Однако спустя мгновение вздрогнул и остановился возле обшарпанной стены кабака, игриво названного «Блудница Мария». Навстречу Греттиру мчался, простирая руки, хромая и натыкаясь на прохожих, валлийский рыцарь Гури Длинноволосый. Он был еще безобразнее, чем вспоминался Греттиру.
– А мы с вами, кажется, встречались на турнире, сэр? – вопил он своим пронзительным голосом, перекрывая уличный шум. – Помните, когда я поколотил этого верзилу? Ха-ха! Он, кстати, славный малый, только любит приврать. А я видел вас у шерифа, сэр! А вы меня помните, сэр?
– Разумеется, – сдержанно ответил Греттир, когда Гури подлетел
Валлиец был невысок ростом, но все же повыше Греттира, который еще продолжал расти. Лицо его, изуродованное шрамом, беспокойно дергалось. Гури суетился и вообще производил крайне неприятное впечатление.
– Представьте себе, сэр, – сказал Гури, повисая на локте Греттира всей тяжестью. – А я тут заблудился! Это даже смешно!
– Ведь вы идете к Гарсерану Наваррскому? – уточнил Греттир.
Гури энергично закивал головой, размахивая длинными белыми волосами.
– В этом проклятом городе, сэр, невозможно узнать дорогу у местного населения, – громко говорил он, не смущаясь тем, что упомянутое население превосходно слышит все его разглагольствования. – Все либо безнадежные тупицы, либо отпетые негодяи. И никто не желает помочь попавшему в беду чужеземцу!
– В какую беду? – не понял Греттир.
Гури покрепче уцепился за его локоть.
– А что я заблудился! – объяснил он и визгливо захохотал.
Датчанина передернуло, как будто он услышал скрежет ножа по тарелке.
– А сами-то вы знаете дорогу, сэр? – с внезапной тревогой спросил валлиец. И вдруг выпустил Греттира из своих костлявых объятий, забежал вперед него на дорогу и остановился так внезапно, что Греттир налетел на Гури и наступил ему на ногу. Гури, проделавший этот сложный маневр исключительно для того, чтобы заглянуть своему спутнику в лицо, сиял как медный грош.
– Меня осенила гениальная идея, сэр! – вскричал он. – Давайте проникнем к Гарсерану через черный ход! Вы еще никогда не ходили через черный ход? Ведь это совершенно новое ощущение, черт побери! Я всегда ищу новых ощущений. А вы нет, сэр?
Греттир растерянно моргал. Острый палец Гури уперся в его грудь.
– Вы совершаете колоссальную ошибку, сэр! – заявил валлиец. – Давайте испытаем. Вот Гарсеран-то удивится! Он будет думать, что это какой-нибудь трубочист пришел, а это мы!
И, хихикнув, Гури снова повис у датчанина на локте. Греттир потащил его на себе по узким улочкам Ноттингама. Многие были уже замощены, и там запрещалось выливать из окон помои, что весьма украшало Ноттингам. Когда впереди замаячила улица Кружевниц, юноша почувствовал такое облегчение, что радость перекрыла даже его отвращение к развязному валлийцу.
– Видите эту дверь, сэр? – спросил Греттир.
Валлиец вытянул шею, поморгал и мотнул головой. Неопрятные волосы взметнулись и опали на плечи.
– Неважно, – вздохнул Греттир. – Дверь существует, и мы в нее войдем.
Гарсеран, ожидавший гостей, которые по непонятным причинам опаздывали к маленькому дружескому ужину, дал себе честное слово не напиваться до их прихода и теперь отчаянно боролся с собой. Неизвестно, чем бы завершилась эта борьба, если бы внезапно до него не донеслась странная возня у черного хода. Кухарка с раздраженным криком «А я говорю, что плотника не вызывали!» отказывалась отпирать дверь, но кто-то настырный продолжал грохотать дверным кольцом, призывая себе на помощь всех духов ада и преисподней.