Хемингуэй
Шрифт:
А дело близилось, причем грандиознейшее — операция «Нептун» (первый этап операции «Оверлорд»), высадка англо-американского десанта в Нормандии. Британцы долго не хотели ее осуществлять, потому что имели неудачный опыт. Нужно было в одночасье десантировать не только 150-тысячную армию (дополнительно сбрасывались с воздуха парашютными десантами более 20 тысяч), а также госпитали, бронетехнику, грузовики, обозы, провиант, снаряжение, потом сразу же вступить в бой, закрепиться и немедля двигаться на Рур, чтобы дойти до запада Германии и нанести непоправимый урон ее армии и промышленности. Море у берегов Нормандии неспокойное, холодное, берега крутые, немцы настороже, ведь другого пути для морского вторжения нет. На побережье есть порты, Кале и Шербур, но оба находятся на полуостровах, откуда трудно выйти на оперативный
Решили высаживаться на голые пляжи Нормандии и тут же сооружать порты из гигантских бетонных понтонов — а немцы пускай себе ждут высадки в Кале. Заранее были приняты меры, чтобы выжать из Северной Атлантики немецкие метеостанции, в результате чего Роммель, главнокомандующий немецкими войсками в Нормандии, получил информацию о том, что в начале июня будут штормы, и отбыл в Германию в отпуск, но «наши» синоптики знали, что с запада идет «окно» хорошей погоды, которое достигнет пляжей 4–6 июня.
Второго июня Хемингуэй, как и другие корреспонденты, вылетел на южное побережье Англии, где в боевой готовности стояла флотилия вторжения. День «Д» был запланирован на 5 июня, но из-за ухудшения погоды (синоптики не могут не наврать) начался на сутки позже. Ночью с 5 на 6 июня — массированный парашютный десант, высадки на планерах, воздушные атаки, обстрел немецких береговых позиций; на рассвете — высадка с моря. Хемингуэй был на борту военного транспорта «Доротея М. Дикс», Марта — на другом судне, перевозившем госпиталь. Флотилия продвигалась медленно: «Приходилось лавировать между сваями, опущенными на дно в качестве заградительного сооружения и соединенными с ударными минами, похожими на большие круглые блюдца, сложенные попарно, дном наружу. Они были неопределенного безобразного серо-желтого цвета, как все почти вещи на войне. Когда мы видели перед собой такую сваю, мы отталкивались от нее руками».
Опять это хемингуэевское «мы», злившее многих, в том числе Уильяма Ван Дузена, военного моряка, которому Хемингуэй показывал процитированный очерк. Но разве так говорить нельзя, ведь он имел в виду «мы, союзные войска»? Да говорить-то можно — именно «мы», лежащие с банкой пива на диване, первыми полетели в космос, выигрываем чемпионаты и даже бились при Бородине, — но чем ближе человек, а в особенности журналист, находится от реальных событий, тем осторожнее он должен обращаться с лукавым «мы». Если военный корреспондент, от которого требуется точность, передает, что высоту X взял не взвод лейтенанта Z, а «мы», читатель полагает, что корреспондент принимал в этом непосредственное участие. Однако, по свидетельству Уильяма Лихи, командира «Доротеи», Хемингуэй ни от каких свай не отталкивался: после того как он обошел судно, у него разболелись колени и его пришлось снести на носилках в трюм, а потом пересадить на транспорт «Эмпайр энвил», который даже к берегу не подходил. Тем не менее он до конца дней утверждал, что высадился в Нормандии. Марта сошла на берег 7-го. Она писала в своей корреспонденции не «мы», а, как полагается, «выгрузился госпиталь».
Первая высадка длилась три дня: у англичан все гладко, у американцев на пляже Омаха не очень (этому посвящен фильм «Спасти рядового Райана»), но операция в целом прошла с успехом, превзошедшим ожидания: за июнь в Нормандию переправили полтора миллиона людей, потери были минимальны. Хемингуэй вернулся в Лондон, жена улетела в Италию, передав ему записку: «Я приехала сюда, чтобы видеть войну, а не чтобы жить в „Дорчестере“». Брак рухнул: у мужа была Мэри Уэлш, у жены начинался роман с генералом Джеймсом Гэвином, командующим 82-й воздушно-десантной дивизией.
Немцы начали обстреливать Лондон «Фау-2» — эти «летающие бомбы» содержали по тонне взрывчатых веществ. Английские истребители «Тифон» сбивали их в воздухе. Наконец-то живое дело: Хемингуэй с разрешения Хоутона посетил аэродром (просился в полет, но на истребители не берут пассажиров) — результатом стал очерк «Лондон воюет с роботами». «Хлопает пистолет — и тут же слышится сухой лай стартового заряда, нарастающий вой мотора, и большие голодные длинноногие птицы, споткнувшись и подпрыгнув, взмывают ввысь с таким воем, словно двести циркулярных пил вгрызаются в бревно красного дерева. Они взлетают по ветру, против ветра, как угодно, зацепляются за какой-то кусок неба и лезут в него, подбирая под себя свои длинные тощие ноги. Многих и многое в жизни начинаешь любить, когда поживешь рядом, но ни одна женщина, ни одна лошадь и, уж конечно, ничто другое не вызывает такой любви, как большой самолет, и люди, которые их любят, остаются им верны, даже когда покидают их и уходят к другим. Летчик-истребитель только раз теряет девственность, и если он теряет ее с достойной машиной, значит, сердце его отдано навеки. А П-51, безусловно, пленяет сердца». На взгляд штатского, написано здорово, но кадровых военных эротические сравнения коробили.
Пятнадцатого июня в расположении 98-й эскадрильи — новый инцидент: был в баре с другими корреспондентами, рассказывал им об истребителях, кто-то «стукнул», что в баре сидит провокатор и выдает военные тайны, прибыла полиция, капитан Данлеп, командир звена, уладил дело. Хемингуэй вернулся в Лондон, 18-го в «Дорчестере» обедал с Ван Дузеном, адмиралом Лиландом Ловеттом, Нортом и Берком, говорили об авианалетах, Хемингуэй, по воспоминаниям сотрапезников, все время говорил, что не боится. Он действительно не боялся, в этом нет сомнений. Но постоянно твердить об этом на фронте не принято: военные смущались.
Английская авиация боролась с «Фау-2» и другим способом — бомбардируя их стартовые площадки на территории Франции. Опасные операции — площадки стерегла немецкая зенитная артиллерия, 41 средний бомбардировщик «Митчелл» был сбит, более 400 повреждены. На бомбардировщик взять корреспондента можно: 19 июня Хемингуэй, снабженный кожаной курткой и парашютом, вылетел с аэродрома в Дансфорде на «Митчелле» Аллана Линна. Написал об этом и словечко «мы» на сей раз пояснил. «Так вот, мы (вернее, командир авиаполка Линн, человек, с которым хорошо летать и который отвечает бомбардиру Кису, когда тот, зайдя на цель, докладывает в переговорную трубку: „Раз… два… три… четыре“, таким же ровным, обыденным голосом, каким говорят на земле) разбомбили эту базу точно, как по нотам. <…> Те самые кольца черного дыма в большом количестве поднимались к нам, возникали все в ряд, внутри треугольника, между нами и соседним „Митчеллом“ справа от нас, очень похожим на изображение „Митчелла“ на рекламе фирмы. И пока рядом возникали кольца дыма, брюхо машины раскрылось, с силой оттолкнуло воздух — прямо как в кино, — и из нее косо выпали все бомбы, точно она в спешке разродилась восемью длинными металлическими котятами». (Единственная придумка и даже не о себе: Линн командовал не авиаполком, а всего лишь звеном.)
Линн вспоминал, что пассажир вел себя достойно, ничего не боялся, после бомбежки просил вернуться и посмотреть на разрушения; в этом было отказано. Но в другой полет его не взяли: по его версии, из-за запрета доктора, по версии Джона Падни, — потому что летчики были от него не в восторге. Опять сидение в «Дорчестере» и любовь, ради которой совершил немыслимое — сбрил знаменитую бороду. Написал в ее честь поэму «Мэри в Лондоне», где описывал охоту за подлодками на Кубе и по контрасту — жизнь в «чужом и странном городе», где «собачья тоска» владела им все время, за исключением полета с Линном и моментов, когда Мэри Уэлш сидела подле него в номере отеля.
Двадцать шестого июня в «Дорчестере» его посетил советский разведчик «Ива» — контакт описан Никандровым: «Завязавшаяся беседа показала, что писатель держится в стороне от официальных лиц и не в курсе текущих политических событий: „Я предпочитаю смотреть по сторонам, жить с летчиками и собирать материалы для новой книги“. Он рассказал о том, как летал на планёре, как друзья-пилоты брали его на перехват ракет FAU и бомбежки. „Ива“ так описал образ жизни „Арго“: „Живёт он один, но вокруг него кружится много соотечественников — журналисты, киношники и женщины. Накануне он получил из США перевод на 15 тыс. долларов от какого-то издательства, так что пьют они здорово и почти беспрерывно“». В справке из документов Васильева говорится: «Связь была вскоре прервана, поскольку „Арго“ отбыл во Францию». Все то же: информации не предоставил, ничего не делал и явно не понимал, чего эти симпатичные, но странные русские от него хотят.