Хендерсон, король дождя

Беллоу Сол

– А теперь, – молвил Итело, – мы навестим королеву – мою тётушку Виллатале. А затем – или одновременно – тётушку Мталбу.

Женщины принесли нам по зонтику. Солнце пекло нещадно, я весь вспотел, а эти символические зонтики,

похожие по форме на увядшие цветы, почти не давали тени. Все мужчины и женщины были очень красивы и, пожалуй, удовлетворили бы строгий вкус Микеланджело. Мы двинулись парами, весьма торжественно. Итело возглавлял процессию. Я ухмылялся, но делал вид, будто щурюсь от солнца. Наконец мы приблизились к огороженной резиденции королевы.

Вот когда я начал понимать, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор и что именно вызвало потоки слез. Подойдя к загону для скота, мы увидели туземца с деревянным гребнем, склонившегося над коровой – самой обыкновенной коровой, ничем не отличавшейся от других, но я никогда не видел, чтобы со скотиной обращались подобным образом. При помощи гребня хозяин коровы тщательно укладывал шерсть между рогами в прихотливый локон. Он гладил и ласкал свою любимицу, а она явно была больна – не надо было всю жизнь провести в деревне, как я, чтобы понять: дело пахнет керосином. Она даже ни разу не боднула парня, как сделало бы всякое нормальное животное, выражая свою любовь. Сам скотник тоже имел удручённый вид. Над обоими витал дух безысходности. Дело в том, что арневи любят своих животных, как братьев и сестёр, может быть, даже как детей; в их словаре имеется не менее пятидесяти слов для обозначения всех разновидностей рогов и, как сказал Итело, несколько сотен слов для передачи «выражения лица». А также богатейший набор терминов, обозначающих коровьи повадки. Мне было нетрудно их понять: ведь я и сам испытывал привязанность к некоторым из своих свиней.

Но свинья – исключительно понятливое животное, чутко реагирующее на настроение и требования хозяина, так что для общения с ней не нужно создавать особый язык.

Процессия во главе с Итело остановилась. Все уставились на парня с коровой. Поняв всю глубину горя, которое во всех вызывало это зрелище, я двинулся было дальше, но следующая мизансцена оказалась ещё трагичнее. Седовласый туземец лет пятидесяти, стоя на коленях перед околевающей коровой, рыдал, содрогался всем телом и посыпал главу пеплом – то бишь пылью. Все скорбно наблюдали за тем, как он держал её за кручёные рога и умолял не покидать его. Но она уже ни на что не реагировала. Тут уж и я не совладал с потоком горьких чувств и обратился к своему спутнику:

Конец ознакомительного фрагмента.