Хей, Осман!
Шрифт:
Теперь ехали без спешки.
– О чём это вы болтали?
– спросил Осман.
Конур Алп и прочие принялись наперебой и взахлёб пересказывать слова собеседников-эскишехирцев...
– Хорошо мы их потрепали!
– радовался Конур Алп...
Остальные говорили такие же слова...
И быть может, прежде, совсем ещё недавно, Осман был бы со своими воинами согласен, но теперь слова их представлялись ему неимоверно глупыми, звучали словно трескотня детской трещотки деревянной...
– Поедем быстрее, - сказал Осман. Времени у него было по-прежнему не так
Спутники Османа - и первый - Конур Алп - так увлеклись своим восторгом победителей, что даже и позабыли спросить Османа, удалось ли ему примириться с Инёню и Эски Шехиром... Об этом спросили Гюндюз, Сару Яты и сыновья Тундара. Осман пересказал им свою беседу с наместником, умолчав лишь о сговоре, который отдавал сыновей Тундара в руки наместника для казни...
– Нашу долю добычи отдадим без спора, - сказал Осман.
– Наша первая крепость стоит того!..
– А сам подумал меж тем: «Наша крепость и другого стоит!».
Братья ничего не сказали. Но Осман понял, что они не возразят ему. Он приказал сыновьям Тундара собираться...
– Там, среди пленных, один неверник, - сказал Гюндюз.
Осман, уже измученный, но понимавший, что эта мука - навсегда, на всю его жизнь, понял, на ком сорвёт злобу:
– Неверника - не отпускайте! Я сам буду говорить с ним!..
Но говорить с пленным не стал покамест. Отправил в Эски Шехир сыновей Тундара и сказал Сару Яты и Гюндюзу:
– Тревожусь я за них! Не засну нынче ночью.
И вдруг сказал Гюндюз просто:
– Они всё же нам троим - не родные. Я не могу им верить. Да и за нашу крепость надо заплатить...
Мгновенно налилось кровью смуглое лицо Османа. Тотчас он вскинул кулак и ударил Гюндюза... удар пришёлся в скулу... Гюндюз вскрикнул и прижал ладони к щекам... Глаза широко распахнулись, чуть не выскочили из орбит...
– Пёс!
– крикнул Осман.
– Грязный злой пёс! Уйди от меня. Видеть не хочу...
– Осман затопал сапогами...
Сару Яты потянул за рукав Гюндюза, положил ему руку на правое плечо, а когда они остались вдвоём, Сары Яту сказал Гюндюзу:
– Ты его не изводи! Осман честен. Он никого не предаст никогда. Он и нас не будет предавать...
Гюндюз поморщился от боли в скуле:
– Ещё бы ударил посильнее, своротил бы мне скулу! А у меня и без того рана болит. И я тебе скажу, счастье наше, твоё и моё, что наш честный Осман послал в Эски Шехир наших двоюродных братьев! Ничего хорошего я не жду для них!.. Пропадут!.. И как разбунтуется тогда наш честный Осман! Только бы не искалечил нас с тобой!..
Осман метался по крепости, бранил людей, кричал на них:
– Что вы тут, как звери, среди крови и мёртвых тел валяетесь?! Теперь Ин Хисар - наша крепость! Поняли? Наша, как становище! Мы здесь не разбойники, это теперь наш дом! Тела грузите на повозки, там кладбище я видел. Похороните всех!..
– И наших?
– спросил робкий голос.
– И наших. И быстрее, быстрее! Чтобы утром было чисто в нашей крепости.
– А... разве мы их не повезём в становище?..
На робость, на эти робкие возражения Осман отвечал раздражённым криком. Он знал, что теперь никто не поспорит с ним, как с равным! Но он уже заплатил за это недёшево...
– Нет, не повезём! Они провоняют, покамест мы их довезём! Привыкайте! У нас ещё много битв впереди. Далеко от наших становищ. Все земли вокруг усеются нашими кладбищами!..
И все покорно отправились убирать мертвецов.
Осман думал, не начать ли допрашивать пленника-неверника. Но нет, чутье подсказывало: нет, не сейчас, не сейчас!.. Он всё представлял себе, как придёт весть о казни сыновей Тундара. И что? Разве Осман умеет притворяться? Но никому он не пожалуется на это. Ни с кем и никогда не будет он откровенным до конца! Время откровенности кончилось... Эх! Почему отец не предупредил и об этом, когда всё толковал о смене времён?.. Почему?.. Потому что и сам не знал. Отец ведь не шейх, не имам, не колдун-многобожник... И нечего Осману гордиться своей честностью! И нечего жалеть себя. Не такая жизнь, чтобы гордиться и предаваться жалости. Не такая, не такая жизнь, чтобы гордиться и жалеть!.. А если он будет себя убеждать в своём неумении притворяться, тогда и пропадёт!.. Нет, он будет притворяться!.. Хватит терзать, мучить своё сердце, душу свою бесплодными мыслями! Теперь он в ответе за жизнь становища, за жизни всех людей рода Эртугрула из племени кайы...
Скрипели колеса повозок, увозили мертвецов...
Наутро Осман сидел в комнате хорошего дома, прикрыв плотно дверь. Глаза его не видели городского убранства, как будто и не было кругом никакого городского убранства. Постучался Конур Алп, который теперь всё старался быть поближе к Осману.
– Прочь!..
– грозно крикнул Осман.
Но Конур Алп почему-то не испугался, как не пугаются обычно гнева своих господ верные слуги, преданные безоглядно.
– Поешь, господин!
– крикнул ответно Конур Алп из-за двери.
– Пошёл прочь!..
Конур Алп потоптался за дверью. Но всё же понял, что сейчас не надо поступать вопреки желанию Османа...
Снова Осман сидел в одиночестве. Больше всего на свете ему хотелось сейчас, чтобы кругом упала тишина, чтобы все звуки исчезли... Но голоса и скрип колёс не хотели никуда исчезать, всё звучали и звучали... Захотелось броситься лицом вниз на ковёр и тихонько, тихонько выть... Но нельзя, нельзя... Осман пошёл к братьям и сказал, что очень тревожится об участи сыновей Тундара:
– Может быть, мне самому поехать снова?
Сару Яты и Гюндюз, скула которого опухла после удара Османова кулака, горячо отговаривали Османа от поездки в Эски Шехир:
– Ты мне вторую скулу своротишь, но я тебе скажу: не езди!
– повторял Гюндюз.
– Если что и случилось, ты не поможешь!..
Осман замахнулся, но не ударил, разжал кулак и бросил ладони на колени...
К вечеру закончилось мучительное ожидание. Примчался один из воинов, которые уехали в Эски Шехир с сыновьями Тундара. Далее всё пошло как раз так, как возможно было бы предположить!