Хейло
Шрифт:
— Кстати, по поводу «нравится»… — Киллиан закинул стопу одной ноги на колено другой и посмотрел на меня. — Что ты на самом деле думаешь о Хейло? Он хорош, да?
Хм, «хорош»? Можно и так сказать. Но я бы сказал о нем иначе. Сомневаюсь, что Киллиану захотелось бы узнать, что я, не переставая, думал о том, как выглядел бы Хейло обнаженным у меня в постели.
— Ага, — бросил я, как обычно, уклончиво. — Как я и говорил, он неплох.
— Неплох, черт тебя подери? Да этот парень великолепен. Признай уже. Он почти так же хорош, как и…
— Если ты скажешь «Трент», я заеду тебе по яйцам.
Киллиан засмеялся, и я
— Почему? Потому что в мире есть кто-то, кто сможет сравниться с ним или…
— Потому что от его имени меня тянет кого-нибудь придушить.
Киллиан мгновенно стал серьезным:
— Ей-богу, открывая каждый раз рот, ты когда-нибудь перестанешь говорить о нем гадости?--
— Ну когда-нибудь я точно перестану его ненавидеть. Еще не всё потеряно.
Киллиан вздохнул и провел рукой по волосам. Похоже, не стоило надеяться, что разговор закончен и можно включать телевизор. Не прошло и минуты, как Киллиан снова вернулся к теме:
— Итак… Хейло. Ты посмотрел видео, которое я отправил тебе вчера вечером?
Смотрел ли я видео? Можно сказать, что да. Как только Хейло ушел, а парни вышли покурить, я быстро нашел в почте нужное письмо и открыл вложение. И еще раз глянул на его лицо... черт, ведь что за лицо, а?
— Да, посмотрел.
— И-и-и?
— Что ты хочешь от меня услышать, Килл? Он хорош. Чертовски хорош. Ты же его слышал, но... — остановился я, быстро прикусив язык. Киллиан сидел в ожидании, уставившись на меня своим фирменным взглядом «Что?», и я, мысленно послав всё к черту, выдал: — У меня на него встает, ясно? Я не смогу быть с этим парнем на одной сцене. Ты видел его? Он слишком красив.
— Именно поэтому он отлично вписывается в «ТБД».
Наверное, Киллиан сошел с ума.
— Ты что, глухой? Я только что сказал тебе, что...
— Я прекрасно слышал, что ты сказал. И видел тоже. Но мне нечего волноваться. Он — натурал. Ты слышал слова его второй песни?
Слова? Я был слишком занят, наблюдая за его ртом, чтобы слушать то, что этот рот произносил.
Киллиан усмехнулся:
— Он пел о своем разбитом сердце... о том, как она разбила ему сердце. Но я рад, что ты не заметил. Ты считаешь, что он сексуален. И считаешь, что он сексуален, когда поет наши песни. Не помню, чтобы ты вел себя так с тех пор, как...
Запнувшись под моим пристальным взглядом, Киллиан проглотил готовое слететь с языка имя и сдвинулся на край кресла.
— Химия, Ви, понимаешь? На сцене всё зависит от химии. Ты знаешь об этом, как никто другой. С солистом у тебя должна быть химия.
— Химия? Да если добавить между нами еще больше химии, то я его просто обкончаю!
Киллиан фыркнул:
— Держи это при себе, когда мы встретимся с ним снова, ладно? Не хочу испугать новичка.
— Значит, мы всё-таки его возьмем? Пригласим в наши ряды парня, похожего на невинного чертова ангела?
— Эй, развращать невинного людям нравится так же, как и приручать плохого парня. И женщинам, и мужчинам. Только подумай: его лицо и наши песни в его исполнении. Мы же можем на этом сыграть. Добавь еще божественно прекрасный голос Хейло и его просто улетную игру на гитаре. Сегодня он ни разу не облажался, хотя по идее должен был нервничать.
Чертов Киллиан. Эта сволочь отлично знал о моих слабостях, и тот факт, что Хейло не налажал с нашей музыкой, стал его пропускным билетом в следующий раунд.
— Не могу понять: ты хочешь взять его на место нашего солиста или пытаешься убедить меня переспать с ним? В любом случае я согласен.
— Я притворюсь, что под «согласен» ты имеешь в виду... только наш план.
Я плотоядно ухмыльнулся. Ничего не могу обещать. Киллиан прекрасно понимал, под чем подписывался, приглашая к нам Хейло, но это были уже не мои проблемы. Я честно обрисовал возможные последствия, и если Киллиан готов пойти на риск ради какой-то старомодной химии, то кто я такой, черт побери, чтобы его останавливать?
ГЛАВА 6
ХЕЙЛО
С момента моего возвращения не прошло и двух минут, как во входную дверь громко постучали. После прослушивания не хотелось идти домой. Так что я отправился бродить по Центральному парку. Оккупировав на несколько часов скамейку, я наблюдал за людьми, морозил себе задницу и время от времени играл на гитаре. И старался не думать о том, как закончилось прослушивание.
В дверь снова забарабанили. Я вздохнул, снял обувь и только потом пошел открывать. Я знал, кто стоял за дверью, и сейчас мне меньше всего хотелось отвечать на миллион вопросов. В самую последнюю очередь — на вопрос «Почему я решил сыграть роль самоуверенного ублюдка?». Я заплатил сполна, упустив свой шанс. Поэтому сейчас хотелось только одного: залезть в кровать и притвориться, что сегодняшнего дня никогда не было. Ну, может быть, только его концовки. Встреча с группой была потрясающей, и, возможно, когда-нибудь, когда чувство разочарования в себе пройдет, я смогу вспоминать об этом событии с радостью.
— Хейло! — прокричала Имоджен. — Я знаю, что ты дома. Открывай!
Сестра точно следила за мной через глазок своей двери. Иначе как бы она так быстро узнала, что я вернулся? Сомнительный бонус к проживанию в одном здании с сестрой.
Я едва открыл дверь, как Имоджен затараторила:
— Наконец-то. Как всё прошло? Расскажи. Им понравилось… — Но когда внимательно на меня посмотрела, улыбка с ее лица исчезла: — О, нет. Что случилось?
Не сказав ни слова, я оставил дверь открытой и направился на кухню или туда, что в моей крошечной квартирке могло сойти за кухню. Места было ровно столько, чтобы уместить небольшую раковину, плиту с двумя конфорками и мини-холодильник — вполне нормально, если учесть, что я никогда не готовил. Я достал из холодильника пиво, и, откупорив банку, увидел, как расширились глаза Имоджен.
— Тебя не было несколько часов. И… ты пьешь? О, Хейло… — Она пошла за мной к дивану. Я упал на старые подушки, а Имоджен, не отходя от меня ни на шаг, уселась рядом. — Ты потерял голос или что?
Как бы мне этого хотелось. Тогда можно было бы просто не открывать рот.
Уставившись на холодную банку с пивом, я крутил ушко крышки назад-вперед, пока оно не сломалось — мне не хотелось видеть в глазах Имоджен разочарование, когда она услышит о случившемся.
— Я облажался.
— Не может быть.