Хейсар
Шрифт:
«Здесь — девять… Четверо — были за оврагом… А где остальные?» — гневно подумал Бельвард, бросаясь на помощь к ближайшим Серым. И почти сразу же получил ответ — слева — сзади четырежды щелкнуло.
Горца, как раз дотянувшегося мечом до горла одного из противников, бросило на стенку кареты, а того, кто гонял Линя со Штырем, сложило пополам.
— Ре — е-ежь!!! — истошно заорал один из тех, к кому подбегал Бельвард, и, метнувшись к раненому противнику, рубанул фальшионом по ничем не защищенной шее.
Попал. И, покачнувшись, осел на землю вместе с почти обезглавленным горцем — за миг до удара хейсар успел достать его левым Волчьим Клыком!
Щелкнуло еще два раза. Все так же слева — сзади. Только во т понять, в кого стреляли, Бельвард не успел — дверь кареты распахнулась, и в проеме возник бледный, как вываренное полотно, Бездушный!
Скользнув взглядом по его покрытому потом лицу, Бельвард посмотрел ниже и, не удержавшись от злорадной усмешки, бросился в атаку: судя по тому, что правая голень слуги Двуликого была алой от крови, один из трех болтов, расчетливо пущенных над полом кареты, попал ему в ногу. И разорвал жилу!
…Первый удар меча пришелся в пустоту — Меченый каким-то чудом умудрился скрутить корпус и пропустил клинок мимо себя. Зато второй — возвратное движение, чуть подправленное Бельвардом, — попал куда надо: остро отточенное лезвие скользнуло по потертым шоссам и рассекло бедро Бездушного до кости.
Скрежета юноша не услышал. Зато заметил, как расширились глаза противника. И, забыв про всякую осторожность, вложил в следующий удар всю свою силу и ненависть.
Меч, словно направляемый волей Вседержителя, рванулся вперед и, с поразительной легкостью проткнув кожаный нагрудник Нелюдя, по самую гарду погрузился в его живот! А потом так же легко выскользнул обратно и без особого труда отвел в сторону запоздалый удар чекана.
Душераздирающий крик кого-то из Серых, донесшийся из-за кареты, показался Бельварду тихим шепотом. А еле слышный хрип Нелюдя — оглушительным ревом фанфар: он, Бельвард, только что выиграл бой у Мастера Посоха и Чекана! И не просто Мастера, а у слуги Двуликого, завершившего свой Путь!
…Пальцы левой руки Нелюдя, пытавшегося вцепиться в дверь кареты, медленно разжались, и тело, в котором еще теплилась жизнь, начало клониться вперед.
Бельвард, не отрывающий взгляда от глаз противника, скользнул в сторону, поймал нужный момент — и коротко стриженная голова Меченого, забрызгивая кровью все и вся, полетела на землю.
«Душегубец может мной гордиться…» — подумал Бельвард, обошел обезглавленное тело, присел на корточки рядом со своим трофеем, лежащим правой щекой вверх, и не поверил своим глазам — шрам от ожога, из-за которого Бездушного прозвали Меченым, стал вдвое больше, а из-под него проступала плохо выбритая щетина!
— Не может быть! — ошарашенно выдохнул юноша, торопливо схватил голову за ухо, подкатил поближе и грязно выругался — шрам оказался нарисованным!
— Не — е-ет!!!
— Ваш — мл — сть, что с вами? — раздалось за спиной. — Вы что, ранены?
Бельвард схватил голову за волосы, вскочил на ноги и в бешенстве ткнул ею в лицо Штыря:
— Это — не Меченый, а Двуликий знает кто!
Серый нахмурился, медленно повернулся к карете и сжал кулаки:
— А баронесса? Она-то хоть настоящая?
Глава 20- Баронесса Мэйнария д’Атерн
…Высунув нос из-под мехового одеяла, я мысленно застонала: обе мои соседки по комнате были уже на ногах. И, судя по тому, что одна из них заканчивала заплетать магас другой, уже довольно давно.
Заметив, что я проснулась, Шарати, младшая сестренка Унгара и Ваги, смешливая и на редкость любопытная девчушка лиственей эдак двенадцати, оставила в покое лахти своей двоюродной тети и радостно заулыбалась:
— Да озарит твой путь свет Ан’гри, ашиара!
«Мой Путь не озарит уже ничто…» — мрачно подумала я и, заставив себя не думать о Кроме, ответила более — менее учтиво:
— Доброго дня…
Хасия, мужеподобная хейсарка чуть постарше меня, непонятно почему невзлюбившая меня чуть ли не с первого взгляда, увидела, что я, по своему обыкновению, не в духе, и ограничилась кивком. Потом грозно посмотрела на девочку и, не дождавшись ответной реакции, раздраженно зашипела:
— Не отвлекайся!
И, поймав недовольный взгляд младшей родственницы, презрительно усмехнулась.
Шарати виновато потупила взгляд, поудобнее перехватила белую ленту и принялась вплетать ее в угольно — черные пряди. Старательно делая вид, что нисколько не обиделась.
Я закрыла глаза и откинулась на подушку: от традиций хейсаров, особенно в области, касающейся приема «почетных гостей», хотелось выть. Или крушить посуду.
Почему? Да потому, что согласно обычаям рядом со мной, дворянкой, опекаемой не кем-нибудь, а самим королем Неддаром, должны были неотлучно находиться две невинные девушки, находящиеся в прямом родстве с аннаром. Причем не только днем, но и ночью!
Нет, в принципе, соседство той же Шарати меня почти не напрягало — несмотря на очень уж непоседливый нрав и излишнюю болтливость, девочка относилась ко мне с искренним уважением. И иногда догадывалась сдерживать свое любопытство.
С Хасией все обстояло совсем не так — молчаливая и крайне неэмоциональная от природы, она казалась воплощением спокойствия. Но только казалась: стоило заглянуть в ее глаза, как это ощущение куда-то пропадало, так как в глубине ее души кипело такое варево из ненависти, злобы и зависти, что мне тут же становилось не по себе.
Нет, за пределами моих «покоев» ее нелюбовь не проявлялась практически никак — она следовала за мной на положенном расстоянии, шепотом подсказывала, что и когда говорить, напоминала имена и прозвища собеседников, их места в родовой иерархии и многое другое. Но как только мы переступали порог дома и поднимались по лестнице, ведущей в женскую половину сарти, как Хасия тут же переставала «гордиться» оказанной ей «высокой честью» и начинала относиться ко мне как к своему кровному врагу.
Будь мы в Авероне или в Атерне, я бы не обращала на ее поведение никакого внимания — запиралась бы в своих покоях и забывала бы о ее существовании. Но тут, в Шаргайле, о возможности уединиться можно было только мечтать — мне, почетной гостье рода Аттарк, выделили… одну — единственную комнату! Причем жить в ней я должна была вместе со своими «наперсницами»!