Химера

Адамов Марк

— Выглядит живым, — возразил Лис по прозвищу Хлыст.

— А вот Сойка — не очень, — добавил Котелок. — Когда она успела вернуться?

Их краткие реплики переросли в буйство обсуждений и выкриков, заполонивших Большой Зал.

— Да, не быть тебе герцогским глашатаем, — шикнул Кранц на ухо Вариону. — Тихо! Я требую тишину!

— Говори, кто такой, — велел Коршун. Казалось, с его опущенных губ вот-вот засочится яд.

— Вы всё слышали, — продолжил лже-Настоятель. — Я Химера, такое имя мне дали двадцать девять лет назад те, кто привели меня в этот душный подвал и заставили

забыть прошлую жизнь. Я тренировался, ел, спал в этих стенах. Меня многому учили, как сейчас учат вас. В первую очередь, конечно, убивать. А ещё меня учили верности, послушанию и готовности умереть за Лисий Приют и Настоятеля. Его слово непреложно, так ведь? Знакомая песня? Я провёл здесь десять лет, но всё это время меня пытались сломать. Я должен был плясать под одну и ту же дудку, хотя мне и был противен её мотив. Однажды я доплясался, и Настоятель велел меня убить.

— Чушь собачья! — неуверенно возразил Коршун.

— Настоятель ни за что бы не убил одного из нас, — вторил Гром.

— Он и не убивал, а просто отдал приказ, — Кранц раскинул руки. — Большая разница, скажу я вам. Приговорить кого-то к смерти легко, ещё и за глаза. А вот убить брата своей рукой… Нет, тут нужны яйца. У Настоятеля их никогда не было, поэтому он приказал убить меня той, кого вы все знали, как распорядителя Гадюку. Госпожу.

— И всё же, вот ты здесь, — молвил Лом.

— Она промахнулась, хоть и очень хотела меня убить. Почти двадцать лет она была уверена, что ей это удалось. Представляете? Ходила среди вас, поучала, говорила про верность и семью. Вы заглядывали ей в рот, как желтоперые птенчики, а у неё руки по локоть в родной крови! Были. Я убил её перед тем, как прийти сюда.

В Большом зале разыгралась буря. Лисы кричали, спорили, кто-то даже попытался прорваться через толпу и напасть на Кранца, но не смог преодолеть стену из возбуждённых соратников. Химера-старший упивался неразберихой и терпеливо выжидал, чтобы продолжить.

— Я ответил на твой вопрос, Коршун? — воскликнул он, едва гомон чуть стих. — По-моему, да. На каждый из них.

— Бред, враньё и чушь! — вопил распорядитель в ответ. — Ты как посмел сюда заявиться и лить это дерьмо на нас? Я должен поверить, что ты так просто убил Гадюку?

— Ну и где она тогда, Коршун? — встрял Варион. — Я там был. Госпожа призналась во всём, что он говорит, и получила по заслугам.

— Закрой рот, Химера, — шипел тот. — Ты потерял право голоса.

— Но это правда… — теперь попыталась Таделия.

— Ты тоже, Сойка! Ты получила самое важное задание в своей жизни, а вместо этого повязалась с безнадёжным Химерой и привела сюда этого самозванца!

— Самозванец здесь остался один, — спокойно ответил Кранц. — Тот, кто ещё зовёт себя распорядителем.

— И чего ты хочешь, Арброк? — казалось, бас Лома вот-вот пошатнёт своды Зала. — Зачем ты пришёл сюда, зачем рассказываешь всё это? Нам наречь тебя новым распорядителем или ты просто изливаешь душу?

— Моя душа умерла вместо моего тела девятнадцать лет назад, — Родейн изящно соскочил со стола и подошёл к Лому. — Я пришёл, чтобы открыть глаза Лисам, которых вы душили всё это время. Показать новый путь.

— И это ты нас туда поведёшь? —

Лом обвёл рукой столпившихся за его спиной Лис. — Ты хоть понимаешь, как всё это выглядит? Лишь каким-то чудом я всё ещё помню тебя, Арброк, как помнят Вдова и Жнец. Для остальных ты никто. Седеющий призрак из прошлого, который ворвался в Приют и рассказывает какой-то вздор. Почему они должны тебе верить?

— И, если ты правда убил Гадюку, — вмешался Коршун, грозя скрюченным пальцем. — То с чего ты взял, что уйдёшь отсюда живым? Здесь две дюжины Лис, которые убьют тебя и твоих подпевал, если я им прикажу. Что их остановит, а?

— Надеюсь, ты и это предусмотрел, — шепнул Варион.

— А как же? — Кранц лучезарно улыбнулся всем лицом. — Альхиор!

Пламя всех свечей Большого зала задрожало, когда врождённый маг вошёл в дверь. Он медленно обошёл толпу Лис и жеманно улыбнулся, натянув бледную кожу на острых скулах. Караульный Гром не сдержался и вышел навстречу чародею с кинжалом наголо. Альхиор знакомиться не хотел и лёгким движением пальцев оставил часового на холодном полу.

— Сраное колдовство, — Коршун обхватил лысеющую голову.

— Ты только что осквернил магией священные залы Лисьего Приюта, — размеренно констатировал Лом.

— Не волнуйтесь, он жив, — отмахнулся Кранц. — Альхиор пришёл не убивать, а помогать мне. Он — моя гарантия безопасности. Однажды я спросил его, может ли он показать вам всем мои воспоминания, чтобы вы сами прочувствовали ту же боль от предательства. Что ты мне тогда сказал, Альхиор?

— Легко, — бросил маг.

— Именно. Но мы не будем этого делать из уважения к вам. Да-да, я уважаю каждого, кто сейчас в этом зале. Вы не виноваты в ошибках Настоятеля и прошлых поколений. Вы просто не знаете, что бывает иначе.

— Закрой свой рот! — завопил Коршун.

— Право, Альброк, — заговорила Вдова. — Оставь проповеди жрецам. Я помню тебя ещё молодым нахалом, который лез мне под юбку.

— И ведь залез-таки, — Кранц подмигнул стареющей Лисе, и Варион невольно поёжился. — Я тогда был молод и глуп, как и большинство из вас. Взять того же нового Химеру. Как и мне, ему было велено ехать в Баланош и искать человека, которого никогда не было на свете. И ведь он поехал. Он хотел доказать вам всем, что может сделать невозможное, а его чуть не убили за это. Вероломно, в спину. Это должна была сделать вот эта белокурая особа. Сойка, верно? Может, расскажешь, как всё было?

Варион обернулся на давнюю соперницу, но та не смотрела на него. Её взгляд скользил по тёмным сводам Большого зала, изредка касаясь остальных собравшихся.

— Да, это правда, — проговорила, наконец, Таделия. — В конце осени госпожа вызвала меня и дала особое поручение. Сказала, что они достаются только избранным. Она называет нас палачами.

— Она говорила, кто ещё бывал палачом? — уточнил Химера-старший.

— Нет, но упомянула, что есть другие. Сказала только, что сама однажды взяла эту роль. Видимо, со старым Химерой, — Сойка замялась, и случилось невиданное чудо: по бледной от боли щеке покатилась одинокая слеза. — Конечно, я согласилась: я просто хотела оправдать доверие Настоятеля. Кто бы отказался на моём месте?