Химеры

Ткач Елена

– Так вот, я тут подумал... мама по-моему до сих пор отца любит. Фотографию его чуть ли не каждый день разглядывает... Я понимаю, они расстались очень давно, у него, наверное, семья, дети... Но он даже не знает, что у него сын в Москве! Она ему не позвонила, не написала. Решила сама за двоих, понимаете...

– За троих, - очень тихо, совсем другим тоном - грустным, серьезным поправила его тетка.

– Ну да, за троих. Я не хочу в это лезть, это её выбор, но все-таки... Вы не знаете адреса этого... в общем, отца моего? Или телефона? Ведь что-то у матери должно же остаться, хоть какие-то концы. Ну, хотя бы фамилия, отчество... Зовут его Ашот, это я узнал.

– Ну, ты и прохвост!
– все

с той же грустью покачала головой тетя Оля.
– Подглядывал значит за матерью...

– Да, я не хотел. Это как-то само собой получилось.

– Угу, все подобное как-то всегда само-собой получается, а ты вроде бы и не при чем... Ладно, это все пустые слова, суть в том, что ты теперь знаешь... Говоришь, нет ли его телефона? У меня, естественно, нет, а у матери... думаю, знает она его адрес. Не говоря уж об имени-отчестве. И что, ты хочешь связаться с ним?

Вот уж точно - не в бровь, а в глаз! Сашка до этой минуты и сам толком не знал, чего добивается. Позвонить и сказать: здравствуйте, вы мой папа! Чушь несусветная... Но какая-то идея его осенила, когда он затеял этот разговор? Надо это обдумать! А если появится зацепка реальная - вот тогда и решение принимать...

– В общем, задачу я поняла, попробую с этим к Ларе подкатиться. Стану её пытать - не сейчас, понятное дело, а когда она хоть немного оправится. А теперь дуй к себе, засиделись мы - уж половина десятого.

Сашка поднялся из-за стола и внезапно кинулся к тетке на шею, прижался к ней... Раньше таких телячьих нежностей за ним не водилось. Она потрепала его по волосам, чмокнула в щеку и легонько подтолкнула к двери: видно почувствовала, что у него в глазах защипало, и дала парню возможность с достоинством удалиться, не показывая своей слабости.

Он принял душ и лег, измученный волнением этого дня. И глаза как-то сами собой стали слипаться... он поворочался, потом усилием воли заставил себя разлепить тяжелые веки и поглядел, как там вороненок. Тот притих в своей коробке - наверно, дремал.

– Не боись, Дуремар, завтра мы с тобой будем лечиться! Скоро летать начнем...

Сашка выговорил это "начнем", уже проваливаясь куда-то, и скоро уж спал мертвым сном.

... И во сне он летел над городом. Кружил над железнодорожными путями, над вокзалом с зелеными крышами... Потом очутился в комнате с высокими потолками и старинной мебелью красного дерева. У кровати на маленьком круглом столике на витой ножке стояла очень красивая лампа под шелковым абажуром. Этот абажур, точно факел, держала полуобнаженная бронзовая дева, высоко поднявшая правую руку, а левой поддерживавшая тунику на груди. Над кроватью висела картина в тяжелой старинной раме, на ней были изображены развалины какого-то замка, увитые диким плющом, а на переднем плане у ручейка под сенью деревьев пристроились двое влюбленных. На противоположной стене висел овальный портрет - акварель. А на портрете... на портрете была Маргарита! Или, во всяком случае, кто-то на неё ужасно похожий! Наверное, бабушка или прабабушка, потому что портрет был написан явно очень давно... Он шарахнулся в сторону, захлопал крыльями, пытаясь удержать равновесие, на шкаф налетел! Потом все-таки опустился на пол и, цокая кривыми, острыми как бритва когтями, прошел к тому месту, откуда лучше всего можно было видеть портрет в свете лампы. Красавица на портрете глядела на него как живая! И улыбалась. Задорно так, весело! Он снова взмыл в воздух, подумал, что здесь, в этой комнате, размах крыльев мешает ему... и тотчас почувствовал, какой странной легкостью и свободой исполнилось тело... как будто он стал прозрачным, невидимым, а помех и препятствий материального мира больше нет для него!

И тут... в комнату вошла Маргарита. Она была в полупрозрачной шелковой ночной рубашке, распущенные

волосы золотым водопадом раскинулись по плечам... Зевнула, выглянула в окно, поглядела на небо, штору задернула... Потом перекрестилась на иконку Божьей Матери в изголовье кровати, легла. И тут же уснула.

Марго спала, он склонился над ней... и тут же дикое острое желание взлететь и спикировать вниз пронзило его! Впиться в эту желанную плоть, взять ее... а потом растерзать! Правда, в одном была незадача: как терзать он прекрасно знал, но как овладеть этой плотью - нет, в этом опыта не было... Ничего, природа подскажет! Он колыхался над нею легкой бесплотной тенью, и желание разорвать на куски это теплое тело постепенно пересиливало, одолевало другое...

Вдруг внезапный как мышечный спазм, возник в нем протест. Точно очнулся он, точно другая его половина, которая исчезала куда-то как в летаргическом сне, когда он был птицей, вдруг прорвалась, пробилась к нему... это очнулась душа! Нет, он не может, не хочет смерти её, Марго его избранница, его возлюбленная, друг, наконец, а не зверок, которого он со смаком готов растерзать... Он должен проснуться! Нужно немедленно вернуться в себя! Скорее, только скорей...

И тут девушка проснулась. Длинные темные ресницы дрогнули, открылись глаза... Она, видно, что-то почувствовала, но не могла даже вскрикнуть - её сковал страх. Над нею висела плотная черная тень, которая меняла свои очертания. Тень была живая, и животным нечеловеческим ужасом веяло от нее. Марго, заслоняясь, взмахнула руками... и на грудь ей упала иконка, которую она случайно задела. Эту икону Божьей Матери прабабушка когда-то прикрепила ей в изголовье кровати. Теперь той уже не было, но её благословение иконка - была!

Тень исчезла. Головка Марго откинулась на подушке - она потеряла сознание. Рука её инстинктивно прижимала к груди икону.

А Александр... он проснулся рано утром у себя дома совершенно разбитый.

Глава 10

ЧЕРНЫЙ ЗОНТ

Сашка подскочил как безумный. Он чуть не убил ее! Он или кто-то другой? Ведь во сне он был совсем другим существом, как будто былая злость и враждебность ко всем и вся материализовались и стали жить своей жизнью... отдельно от него. Да, он раздвоился! И практически не мог контролировать того, другого, который мог летать, для кого свобода означала способность выбрать жертву и разорвать на куски... То была свобода хищного зверя, и во сне он был таким, он готов был напасть на самое дорогое существо на свете! Нужно немедленно уничтожить того, кто завладевал им во сне, монстра, укравшего его сон!

Парень быстро умылся, оделся, заглянул в комнату матери. Там все было прибрано, перед чертовой статуэткой не было больше ни курительных палочек в стеклянном стакане, ни блюдец с молоком и печеньем. Сестры спали, тетя Оля постелила себе на полу.

– Какая же молодчина тетка моя!
– в который раз восхитился Сашка.
– А ты, гад, поголодай, это тебе только на пользу!

Он наскоро перекусил, позвонил по телефону Елене, та велела приезжать. Саня упрятал вороненка под полу куртки и пулей вылетел из дому. Минуя площадку первого этажа, он невольно обошел стороной дверь квартиры Димона.

"Я подставился!
– понял он.
– Теперь эти сволочи знают, что я видел, как они убивали бомжа. Того, наверно, давно нашли... Вряд ли возбудят уголовное дело, ведь никто ничего не видел, но все равно Димону с компанией лишний свидетель не нужен. Да, они постараются избавиться от меня, заткнуть рот, чтобы не болтал лишнего... Что ж, значит я заслужил, может, оно и к лучшему... По крайней мере, Марго будет в безопасности, никто не станет витать над ней по ночам, никто не посмеет ей угрожать! Только б сразу они меня... чтоб не мучиться. Бац - и готово! Не буду их избегать!"