Хирург
Шрифт:
Кэтрин бросила взгляд на Питера.
— Мы не дотянем до шунтирования, — сказала она.
— Тогда давай посмотрим, что нам остается.
Когда они заглянули в открытую полость, воцарилась внезапная тишина.
— О Боже, — пробормотала Кэтрин. — Он в предсердии.
Кончик штыря проколол сердечную стенку, и с каждым сокращением мышцы выплескивалась свежая кровь, скапливаясь в грудной полости.
— Если мы вытащим штырь, здесь будет настоящий потоп, — сказал Питер.
— Он и так потерял
— Верхнее едва улавливается! — воскликнула медсестра.
— Хо-кей, — произнес Питер. В его голосе не было и намека на панику. И ни тени испуга. Он обратился к одной из медсестер: — Не могли бы вы передать мне катетер Фолея с баллоном на тридцать кубиков?
— Простите, доктор Фалко, вы сказали — Фолея?
— Именно. Для дренирования мочевого пузыря.
— И нам понадобится шприц с десятью кубиками солевого раствора, — сказала Кэтрин. — Стойте рядом, будете вводить. — Им с Питером не нужно было объяснять что-либо друг другу; они без слов понимали, в чем состоит замысел.
Питеру передали катетер Фолея, предназначенный для дренирования мочевого пузыря. Они же собирались использовать его в совершенно иных целях.
Он взглянул на Кэтрин:
— Ты готова?
— Начали.
У нее бешено забился пульс, когда Питер взялся за железный штырь. Она смотрела, как он осторожно вытаскивал его из сердечной стенки. Как только штырь был вынут, из места прокола хлынула кровь. В тот же миг Кэтрин вставила в рану катетер.
— Накачивайте баллон! — отдал команду Питер.
Медсестра ввела шприц, впрыскивая десять кубиков солевого раствора в баллон катетера.
Питер оттянул катетер, втискивая баллон и прижимая его к внутренней стенке предсердия. Поток крови остановился. Лишь тонкая струйка сочилась из отверстия.
— Параметры? — выкрикнула Кэтрин.
— Систола по-прежнему на пятидесяти. Принесли плазму. Подвешиваем.
Кэтрин взглянула на Питера и увидела, как он подмигнул ей из-за стекол защитных очков.
— Разве не весело было? — сказал он. И потянулся за зажимом с кардиальной иглой. — Хочешь исполнить почетную миссию?
— Спрашиваешь.
Он передал ей иглодержатель. Ей предстояло стянуть края раны, затем вытащить катетер и залатать дыру полностью. Накладывая глубокие швы, она чувствовала на себе одобрительный взгляд Питера. Чувствовала, как горит ее лицо в предвкушении успеха. В душе она уже знала: этот пациент будет жить.
— Вот бы каждый день так начинать, правда? — сказал он. — Вспарыванием грудных клеток.
— Этот день рождения я никогда не забуду.
— Мое предложение на вечер остается в силе. Как ты на это смотришь?
— Я же на дежурстве.
— Я договорюсь с Эймсом, он тебя прикроет. Давай, соглашайся. Поужинаем, потанцуем.
— Мне казалось, ты приглашал полетать на самолете, —
— Все, что пожелаешь. Можем даже разориться на сэндвичи с ореховым маслом. Я прихвачу и газировки.
— Я всегда знала, что ты транжира.
— Кэтрин, я серьезно.
Уловив перемену в его голосе, она подняла голову и встретила его твердый взгляд. Она вдруг заметила, что кругом все притихли, с интересом прислушиваясь к их разговору, гадая, устоит неприступная доктор Корделл перед чарами доктора Фалко или наконец сдастся.
Она сделала еще один стежок, думая о том, насколько ей нравится Питер как коллега, насколько она уважает его, а он ее. Она не хотела это менять и бездумным шагом в сторону близости ставить под угрозу бесценные дружеские отношения.
Но как же она соскучилась по тем временам, когда могла наслаждаться вечерними мероприятиями! Когда вечер был событием, которого она ждала, а не боялась.
В операционной было по-прежнему тихо. Все замерли в ожидании.
Наконец, она подняла на него взгляд.
— Заезжай за мной в восемь.
Кэтрин налила себе бокал мерло и, стоя у окна, потягивала вино. С улицы до нее доносился смех, и она видела людей, прогуливающихся по Коммонуэлт-авеню. Модная Ньюбери-стрит была совсем рядом, и летним вечером пятницы этот район Бэк-Бэй как магнитом притягивал туристов. Кэтрин выбрала Бэк-Бэй именно по этой причине; ей было спокойнее, когда вокруг много людей, пусть даже незнакомых. Звуки музыки и смех создавали у нее ощущение, что она не одна, не изолирована от внешнего мира.
Между тем она стояла одна, закупоренная в квартире, пила свой одинокий бокал вина и пыталась убедить себя в том, что готова выйти в этот мир — тот, что шумел за окном.
«Мир, который украл у меня Эндрю Капра».
Кэтрин прижала ладонь к стеклу, как будто для того, чтобы разбить его вдребезги, открыв тем самым путь на свободу из этой стерильной тюрьмы.
Она залпом допила вино и поставила бокал на подоконник. «Я не останусь жертвой, — подумала она. — Я не позволю ему победить».
Потом прошла в спальню и принялась за ревизию своего гардероба. Достав из шкафа зеленое шелковое платье, она примерила его. Когда она надевала его в последний раз? Она даже не помнила.
Из соседней комнаты донеслось радостное приветствие: «Вам почта!» Она не стала подходить к компьютеру и направилась в ванную, чтобы заняться макияжем. «Боевая раскраска», — думала она, нанося тушь на ресницы, подкрашивая губы помадой. Это была своеобразная маска, призванная защитить ее от мира. С каждым взмахом кисточки она обретала все больше уверенности в себе. Вскоре в зеркале появилась с трудом узнаваемая женщина. Вот уже два года она не видела себя такой.