Хирургический удар
Шрифт:
Лицо Люиса Бэбкока казалось серым под его черной кожей.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил его Кросс, сидевший на месте второго пилота. Они все трое по очереди обрабатывали друг другу раны.
У Бэбкока были две резаные раны с правой стороны грудной клетки и было подозрение на перелом ребер. Но он скрывал свою боль.
— Прекрасно. Просто устал и все, — сказал Бэбкок и снова замолчал.
У Хьюза было несколько глубоких порезов на внешней стороне левого предплечья. Хьюз сказал лишь, что он неправильно оборонялся. На правой стороне шеи чуть ниже уха рана была похожа на след от пули, но Хьюз сказал, что это лишь случайное недоразумение. Эта рана была менее опасна, чем порезы на руках.
У Кросса в левом бедре застряла пистолетная пуля, и он выковырял ее и прокомментировал, что это девятимиллиметровая пуля, которая, очевидно, отрикошетила от какого-то твердого предмета, потеряла скорость и поэтому не прошла насквозь, а осталась в теле.
На правом плече у Кросса, ближе к основанию шеи, была большая рваная рана. И даже Хьюз не смог определить, чем она была нанесена. Сам Кросс не мог ничего вспомнить.
Бэбкок уменьшил обороты винта, пробиваясь через плотную облачность.
Кросс увидел то плато, на которое они приземлились на стареньком “Боинге” несколько дней назад... Сколько же дней прошло с тех пор? Кросс был настолько уставший, что не мог заставить себя вспомнить.
Здесь было темно, но Эйб различил хижину и “Боинг”, ожидавший их.
Эйб подумал о Файнберге. Парень, наверное, думает, что навсегда потерял единственную в жизни возможность.
Эта мысль рассмешила Кросса. Он вспомнил, как много лет тому назад он думал, что есть люди, которые живут ради тех мгновений которые они проводят между жизнью и смертью. Он думал, что, наверное, такими должны быть герои. Но спустя годы он открыл для себя, что герои — это люди, ненавидящие зло, которые никогда не ищут славы, а просто делают свое дело. Эйб Кросс понял, что не принадлежит к этим людям.
— Я приземляюсь, — объявил Бэбкок.
Кросс воспринял это как очевидный факт, но для Бэбкока это было событие.
Эйб изучал лицо Бэбкока. В нем была сила, юмор, интеллект, которого бы хватило на двоих.
У переборки сидел Дарвин Хьюз. Теперь Кросс стал внимательно изучать его лицо. В нем было что-то такое, чего Эйб не видел никогда в лицах других людей. Это “что-то” иногда вселяло в него уверенность, а иногда страшило его.
Если бы не Хьюз, Кросс бы все глубже тонул в пьянстве. Он был обязан этому человеку своей жизнью.
“Интересно, когда все это закончится, смогу ли я сохранить ту силу, которую в меня вселил этот человек?” — подумал Кросс.
Вертолет приземлился.
Хьюз взял из резервного ящика большой кусок пластиковой взрывчатки и вернулся в хижину. Кросс, Бэбкок и водитель Петракоса грузили в самолет последнее снаряжение: радиоприемники, оружие, боеприпасы, медикаменты.
Петракос пошел с Хьюзом, а Файнберг остался в хижине.
— Как ты думаешь, что решил Файнберг? Он собирается использовать свой шанс?
— Что делать? Я не знаю, — Кросс бросил в грузовой люк сумку с медикаментами. — Я думаю, что он хочет лететь с нами.
— Лететь с такой рукой? Ведь он не сможет спрыгнуть с парашютом. И я думаю, что он не сможет достаточно хорошо вести самолет. Лучше бы он остался здесь с Петракосом, его водителем и пилотом.
Кросс пожал плечами и закурил сигарету. Он стоял у фюзеляжа самолета, спрятавшись от порывов ветра, проносившегося над плато с гор.
— Интересно, Петракос и его водитель вызвались лететь с нами. Водитель ведь мусульманин. Очень трогательно. Он собирается рисковать жизнью, чтобы помочь нам.
Бэбкок сунул руки в карманы куртки. Горячий кофе, горячая еда и куртки были приготовлены к их возвращению. Они быстро поели. Все ненужное они оставили в хижине, которую Хьюз собирался взорвать. Бэбкок сказал:
— Сначала я не думал об этом, но с распространением терроризма на Ближнем Востоке меня стало беспокоить то, что люди начнут считать слово “мусульманин” синонимом слову “террорист”. Может быть то, что я черный, помогает мне видеть все как бы со стороны и понимать, что когда начинаешь навешивать людям ярлыки, это просто ужасно.
Кросс кивнул.
— Аминь. Так оно и есть, — сказал он, выпуская дым.
Из хижины вышли Хьюз, Файнберг и Петракос. За ними — пилот. Хьюз посмотрел на часы. Подходя к самолету, он накинул капюшон на голову, защищаясь от ветра, и сказал:
— Через десять минут домик взлетит на воздух. Турецкие воинские подразделения должны быть здесь минимум через двадцать минут. Не хотелось бы, чтоб кто-то пострадал.
Кросс ничего не сказал, Бэбкок тоже промолчал.
— Файнберг поведет самолет. Спирос скажет властям, что принял сигнал бедствия с вертолета и посадил его здесь. Потом его “Боинг” якобы угнали, а его и еще двух оставили. Угонщики слили из вертолета все топливо, потому Спирос застрял здесь. Что хотели угонщики или куда полетели — одному Богу известно, — улыбнулся Хьюз.
— Они не поверят этому, — сказал Бэбкок то, что было всем очевидно.
Кросс улыбнулся.
— Но и не смогут доказать, что это ложь, а вот как насчет чемоданчика Мули? — Кросс кивнул в сторону мусульманина-водителя.
— Угонщики были хорошо вооружены и захватили нас слишком быстро. Мой водитель и телохранитель, — Петракос улыбнулся, — решил, что раз нашим жизням ничего не угрожает, то его стрельба может нам только навредить.
— О Боже, — засмеялся Кросс. — Для меня звучит чертовски убедительно.
Файнберг пошел в самолет. Кросс заметил, что его раненая рука не на перевязи. Эйб просто закрыл глаза.
Бэбкок и Файнберг сидели на местах первого и второго пилотов. Кросс и Хьюз посередине самолета снаряжали патронами магазины автоматов. Было решено винтовки оставить в хижине и уничтожить их вместе с боеприпасами. Они были непригодны для штурма посольства из-за большой пробивной силы 7,62-миллиметровых патронов, способных простреливать стены. Кроме того, у этих винтовок были относительно большие размеры. Но “ЛАВ-12”, несмотря на размеры, решили взять. Перезарядили все пистолеты. Кросс, потерявший во время задания револьвер, мог теперь рассчитывать только на “Беретту”.