Хирургическое вмешательство
Шрифт:
Означал свободу.
…кажется, будто стоишь, замерев, – над обрывом и под обрывом; нет неба, солнца, земли – только ты и обрыв. Нельзя даже увидеть, что там, внизу, острые скалы ли, трава или вода, высоко ли лететь… но стоит двинуться с места, и сорвешься в неведомое. Так, должно быть, выглядела смерть до того, как наука обнаружила тонкий план.
Так выглядит будущее.
Ксе перегнулся через Женя, не выпуская его, и взял нож. Теперь клинок показался ему необыкновенно красивым, рукоять уютно легла в ладони, ножом хотелось поиграть, и мысль, что его можно будет все время носить при себе, обрадовала и показалась приятной.
– Жень, - тихонько
И улыбнулся.
Боли не было. Только щекочущее покалывание, будто в поликлинике на электростимуляции, и Ксе нервно дергал бровью, разглядывая металлический орнамент на крестовине ножа.
– Ну ничего же страшного, - полуиспуганно повторил Жень, пялясь на каплю крови под острием. – Это не больно, вообще не больно. Только сразу надо… ты давай – раз, и все.
– Жутко, - признался Ксе. – В сердце же.
Жень вскинул лихорадочно блестевшие глаза.
Ксе по-прежнему сидел на полу; он снял свитер, расстегнул рубашку и чувствовал себя романтическим героем, собирающимся заколоться во славу чего-нибудь. Еще как позавидовать можно было жрицам старшей красоты, которым для инициации хватало взгляда в зеркало, или жрецам удачи, которые бросали монету. Меньше повезло жрецам бога власти – они пробивали острием ритуального жезла кисть правой руки. Впрочем, младшая красота требовала секса за деньги с первым встречным (любого пола), а посвященные великого божества наживы и вовсе глотали ложку расплавленного золота, так что жаловаться Ксе было не на что.
Жреческая инициация в культе войны выглядела как нож в сердце.
– Это не больно, - повторил Жень, напряженно уставившись на нож. Потом его осенило, и он предложил: - Ну, хочешь, я сам его загоню? А ты глаза закрой.
Ксе выдохнул.
– Давай.
Он ощутил только толчок, и – мгновением позже – касание ладони божонка, когда тот уперся рукой в грудь своего адепта, вытаскивая нож обратно.
– Ну и все, - сказал бог. – Ну и все.
– Как зуб под заморозкой выдернуть, - глубокомысленно сказал Ксе и усмехнулся.
Он боялся, что стихия исчезнет, и он окажется сирым в пустыне, наедине с исчезающе малыми силами Женя, но Матьземля с Неботцом оставались на месте, они обнимали мир, как сближенные ладони, и текли мимо, спокойные, лишенные мыслей. Их высшее равнодушие как ничто другое было знакомо Ксе, полному адепту бога войны, и не могло ни шокировать его, ни опечалить. «Пусть, - подумал он, удивляясь собственному спокойствию. – Пусть…» Потом пришла мысль: ведь самое главное – остаться контактером. Эта жизнь не последняя. У него еще будет возможность выбрать, вернуться, а если повезет, и силы после смерти возрастут, так бывает… может, когда-нибудь он скажет «коллега» профессору Сергиевскому.
Жрец открыл глаза.
– Ксе, - сказал божонок, лучась от счастья. – Ксе.
– Получилось? – усмехнулся тот, прекрасно зная ответ.
– Еще как!
– И чего?
– «Чего», - передразнил Жень, сияя. – «Чего»! А то сам не видишь.
Ксе видел. Что-то подобное, должно быть, он видел бы, если бы люди могли видеть радиоволны. Обоюдоострая «антенна» в тонком мире слабо светилась, по клинку пробегали искры, и отовсюду тянулись к ней медлительные светлые облака. На них каким-то образом отпечатывалась память о месте рождения; Ксе не мог ее прочитать, но был уверен, что сможет, когда накопит немного опыта. Уже сейчас, в первые минуты после инициации, он видел, насколько долгий путь проделали те или иные мысли, прежде чем попасть к нему. При взгляде на некоторые жрец ощутил смутное удивление, и Жень объяснил:
– Тут где-то воинская часть. То есть не рядом, может, за сто километров, может, за двести. Стрельбы, все такое. А жреца там нету, конечно, нафиг он там нужен. Даже кумира нету, одни звезды на воротах. Вот оттуда мыслью и потекло. Ой-й… - и Жень растянулся на перепачканном ковре, раскинул руки, потерся спиной о лоскутья, жмурясь, точно большой золотистый котенок. – Ой, кайф какой…
Ксе улыбался.
– Вот блин! – сказал он весело. – Вечно я все в последний момент решаю. Придется теперь опять в Москву пилить, вузовские учебники теологии покупать…
– Зачем? – деловым тоном отозвался Жень. – Я тебе как бог скажу – в них такая фигня написана!
Дни наступали и уходили, складываясь в выводки-недели; стали сквозными лиственные леса, и поблекшая зелень травы в ноябре уже не радовала глаз. Выпал и растаял первый снег. За все это время Ксе лишь несколько раз ездил домой по тем или иным делам; большую часть времени он проводил с Женем, в родовом доме Менгры или его же офисе-резиденции под Волоколамском. Только что закончив учиться, он снова оказался в начале пути, и теперь постигал жреческую науку, антропогенный раздел теологии, на практике. «А высшего образования-то у меня нет», - печально говорил он, и божонок бодро ответствовал: «Зато у тебя есть я!» По части практических знаний, откровенно говоря, куда больше пользы было от советов Менгры, несмотря на некоторые различия в структуре тонкого плана двух вероятностных миров. Ксе испытывал крайнюю неловкость оттого, что приходится отрывать жреца-князя от дел или мешать редкому его отдыху, но Менгра только добродушно смеялся и махал рукой.
Ансэндар приходил и уходил – неизвестно куда. Верховный жрец не спрашивал, и уж тем более не спрашивал Ксе. Бесцеремонности хватило только у Женя, и ему Анса ответил «гуляю», - очень мягко, но таким тоном, что даже подросток стушевался и смолк.
Постепенно Ксе понял, что Менгра-Ргета связывают с его богом отнюдь не настолько доверительные и безоблачные отношения, как могло показаться. Некоторое время Ансэндар провел с Женем, доучивая мальчишку тому, что не успел преподать отец. Жил он эти дни в доме Эннеради. Ксе видел, насколько любят его стфари. Новоявленного адепта это ничуть не удивляло – Анса и как человек-то был крайне обаятелен, а к богу надежды невозможно не питать добрых чувств. Ксе не понимал, что означают странные взгляды его верховного жреца; день на третий Ансэндар начал вздрагивать и опускать глаза перед Менгрой, а после и вовсе стал избегать его. Менгра молчал. Ксе против воли задумывался, что таится в прошлом у этих двоих, и на ум сразу приходила история Женя и объяснения Деда Арьи – о наркотиках и человеческой крови… Не верилось, что Менгра способен на что-то подобное. Ксе искал объяснения и не находил.
– Ксе, - сказал Жень. – Ксе, а поехали в райцентр.
– Зачем? – поморщился Ксе. – Нарвемся еще…
– Не нарвемся, - по обыкновению уверенно заявил божонок. – Там храма нет.
– Как это нет? – удивился жрец. – Тут же такие бои шли, самые места для твоих храмов…
– Тут кумиры стоят, - ответил Жень. – Их еще раньше поставили, просто как памятники, вот храмов и не стали потом много тыкать, и так сеть плотная. А при кумирах жрецов нет. Так что не дрейфь. Ну и в хозяйственный тоже зайдем, баба Эня просила, ей чего-то там надо.