Хирургия
Шрифт:
– - Попробуем найти источник кровотечения.
У меня вынули из руки иглу капельницы и отсоединили ту, что была под ключицей. Катетер закрыли пробкой, а меня повернули на бок. В руках у хозяина кабинета оказался странный шланг. "О, как! Сейчас эту хреновину в меня засовывать будут, -- неприятная неожиданность встревожила меня, -- я в жизни не делал никаких "скопий" с заглатыванием "кишки". Но это не кишка, это какой-то огромный шланг". В рот брызнули и вставили пластиковую втулку. Дежурный хирург держал мне руки, а другой, со шлангом, стал засовывать его мне в рот, через зажатую в зубах втулку, прямо в горло... Я стал давиться, тошнота рвалась наружу. Импульсивные движения были естественны и бесконтрольны.
– - Держи
– - крикнул хирург своему помощнику.
Тот здоровяк навалился на меня. "Ну, что они делают?
– - накрыло меня ужасом, -- неужели не понимают, что я сейчас задохнусь"? Толи мои мычащие конвульсии, толи врач со шлангов увидел на экране монитора поднимающуюся лаву, но только он поспешно выдернул из меня своё орудие и я обильно обдал кровью всё вокруг себя. Медики ослабили хватку. Ещё раз брызнули мне в горло. Милосердно дали возможность отдышаться пока обтирали шланг с загубником. Вторая попытка проходила чуть менее противно, но я терпел.
– - Нашёл. Разрыв пока не очень большой. Можно попробовать запаять.
"Вот только паяльника мне не хватает для полного счастья. И утюжком прогладить".
Я ничего не почувствовал, из того, что происходит у меня внутри. Шланг во мне и медики на мне парализовали не только возможность двигаться, но чувствовать.
– - Сейчас залью шов лекарством...
Он ввёл, что-то в шланг снаружи тогда только я почувствовал лёгкий холодок у себя внутри. Лекарство разливалось по обожжённой ране. Шланг извлекли. "Какая интересная штучка!
– - теперь, с облегчением, смог констатировать, -- и камера, и лазер, и трубопровод". Окровавленную подушку из-под меня убрали. Обтёрли лицо. Подсоединили капельницу. Молча покатили обратно.
У дверей лифта второго этажа подбежала дочь.
– - Что с ним?
– - Нормально. Считай, что повезло.
Меня закатили в просторную палату. Поменяли простыни, а вот другой подушки у них не нашлось. Сунули под голову свёрнутое одеяло, покрытое простынёй, -- жестковато. В палате ещё трое, но тут кажется, не представляются... Оставшаяся часть субботы прошла без приключений. Соревнования сына я всё-таки пропустил.
Я поставил свои кривые загогулинки на всех бумагах дежурного хирурга. Рука почему-то плохо слушалась.
Вставать мне нельзя, нельзя даже сидеть. Здесь строго. Но это не страшно, что ничего нельзя, у меня всё равно нет сил практически ни на что. Вот если бы силы и желания были, а не было бы возможности, тогда, это обидно -- быть привязанным к кровати. Но нет, я не привязан к кровати в прямом смысле, как наркоман в ломке, разве что трубкой капельницы. И всё на своём месте: я, в кровати, катетер во мне, в нём трубочка капельницы на стойке. Стойка капельницы напоминает стойку бара. На ней сразу несколько склянок и пакетиков с лекарствами, а тот здоровяк, словно бармен -- шприцует их разными добавками и поочерёдно подключает к моему кровотоку. Правда, эйфории я от этого не ощущаю. Да, ещё музыки нет с танцами.
Впервые в жизни оказался в больнице в качестве пациента и сразу такая "удача" -- реанимация. Всё окружено вниманием и заботой, прямо обслуживание в номерах: раздели, уложили, вот только совсем не кормят, даже пить не дают из медицинских соображений, естественно, и моих ограниченных возможностей.
Соседями по палате оказались соседки. "Вот оно -- лежу обнажённый в компании трёх обнажённых женщин. Да, палата четырёхместная, прямо групповуха какая-то. Хорошо хоть, что все прикрыты простынями, и нельзя подниматься, а то могло бы получиться забавное кино... Я стал представлять себе, как все четверо, держась за стойки капельниц, бредут по сумеречному коридору, озаряемому мерцающими вывесками "Выход" или что-то в этом роде. Хичкок отдыхает! Голые бабки с капельницами... Фильм и реальность будут несопоставимы, главное чтобы это теперь не приснилось, ночных кошмаров мне только не хватало. Рядом со мной, но на достойном расстоянием между кроватями--каталками, лежит возрастная дама с неясным пониманием происходящего. Она периодически снимает с себя маску, усаживаясь на кровати. Я отворачиваюсь. Её укладывают, укрывают, надевают маску. Наверное, там кислород или что-то ещё, но сама маска ей явно надоела.
Напротив меня лежит почтенная бабуля с дополнительной трубкой для питания. Видимо она здесь давно, раз её приходится кормить таким образом. Бабулька не издаёт ни звука и не шевелится. Смирный пациент.
Только по диагонали от меня, у окошка лежит, кажется, молодая женщина. Кажется, только по голосу, которым она обращается к персоналу. Её лица мне почти не видно. Слышно только когда она просит "утку". "Неужели и мне придётся делать подобное в дамском обществе?
– - новый ужас охватил меня, -- голодная диета мне в помощь"! Между собой все четверо, включая меня, не сказали друг другу ни слова. "Какая эгоистичная невежливость".
В воскресный день медики больше "колдовали" надо мной, видимо как за новичком. Дежурный хирург подходил ко мне чаще, чем к другим, постоянно давая указания своему помощнику, который пичкал меня внутривенно лекарственными изысками.
– - Завтра тобой займётся лечащий врач. Моё дежурство заканчивается, -- попрощался со мной хирург реанимации.
– - Спасибо.
Настало утро понедельника. Немного хочется есть, но больше пить. Однообразие положения на кровати несколько тяготит. Хорошо, что катетер воткнули не в руку, а в области ключицы, это давало относительную свободу в выборе положения. Я переворачивал себя, то с боку на бок, то на спину, как блин на сковороде, не давая "подгореть". Блин конечно на бок не повернуть, как и меня на живот. Некоторое смущение вносили медсёстры со своими, нет скорее с моими, гигиеническими процедурами. Они, в четыре руки, обтирали моё обнажённое тело с одновременным обсуждением вопроса: "На кого я больше похож? Кого-то я им напоминаю"? Перебирая известных киноактёров, медсёстры бесцеремонно брызгали на меня из аэрозольного баллончика, протирая салфетками, как будто бы полировали мебель. Сошлись на Шарапове. Поскольку моя реакция или вернее одушевлённость их совершенно не волновала, перестал беспокоиться и я. Даже мои интимные места никак не реагировали на прикосновение к ним женских рук. Видимо всему виной были их перчатки, да недостаток крови в моих органах. Зубы чистил сам жидкостью на ватной палочке. Жаль не побрили. Придётся принимать обход слегка заросшим щетиной.
Лечащий Врач оказалась -- женщина. Обходительная, средних лет, после обхода и знакомства с историей моей болезни она принесла мне бутылочку воды.
– - Пить можно, но только по чуть-чуть, не глотками, я цедить!
Такое послабление в моей диете очень обрадовало меня. Последний раз я делал глоток ещё субботним утром. Теперь хоть разрешили воду пить из бутылки со специальной крышкой, дозирующей поток. От скуки я разглядывал эту занимательную палату, напичканную всякими штучками, приборчиками, трубочками и нескончаемо бурлящими пузырьками воздуха для дыхания соседки. Круглосуточные капельницы в режиме "non stop". Приходящий электрокордиограмщик, занятный парнишка, вносил некоторое разнообразие или даже развлечение в монотонность моего пребывания.
В реанимационном отделении стёкла стоят не только в оконных проёмах, но в стенах и двери, выходящих в коридор. Прозрачная стена позволяла медикам видеть нас, не заходя в палату, а мне подглядывать за ними. В коридоре хоть изредка, что-то происходило. Кого-то привозят. Кого-то отвозят... В окне не происходило ничего, кроме тоски по весне.
На четвёртый день меня неожиданно обрадовали йогуртом, принесённым на завтрак. Никогда прежде я не испытывал особой симпатии к этому продукту, а сейчас с нетерпением ждал ложечку. Вместо неё появилась лечащий врач.