Хищник
Шрифт:
— Студентка-заочница, массажист-терапевт на полной ставке.
Он перевел взгляд на мои пальцы.
— Такая молодая, а уже знаешь, где правильно трогать. Ты же не думаешь заниматься этим всю жизнь.
— Но я достаточно взрослая, чтобы понимать, что мне нравится.
Он посмотрел на мои губы, затем снова в глаза.
— И достаточно смелая, чтобы об этом заявить.
Но это не совсем так. Это всего лишь игра. Вообще-то, я не особо-то и знаю, что мне нравится. У меня были парни в прошлом, но они не давали то, что мне было нужно.
Но
— Разве так не должно быть всегда? — я потянулась к его руке, перевернув ее, чтобы погладить по центру ладони. Его нужно было немного подразнить, хотя он никогда бы не получил от меня больше. — Нет ничего лучше, чем прикасаться и знать, что от этого человек чувствует себя намного лучше.
— Ты девушка моей мечты.
Я пожала плечами и убрала руку.
— Я просто говорю то, что думаю.
— И чувствуешь.
Я отпила немного вина, чуть подержав его во рту. Стакан Дина был уже наполовину пуст. Я знала, что когда он приходил сюда, то никогда не выпивал больше трех напитков — обычно уже выходил с женщиной, прежде чем успевал выпить второй. Эта информация была указана в его досье.
Я еще раз улыбнулась ему. В этот раз немного наклонила голову и посмотрела на него из-под прикрытых век.
— Допивай. Я готова ко второму заходу.
Пока он смотрел на мою грудь, я передвинула руку с бокалом в угол кабинки и вылила большую часть на пол. Ковер был темный, освещение тусклым, а Дин был слишком сосредоточен на другом, чтобы заметить.
Затем снова подняла бокал к губам и сделала последний глоток.
— Повторим? — спросила я. — Или ты хочешь что-то другое? — я встала прямо перед ним, делая вид, будто жду его ответа.
— То же самое.
Я ухмыльнулась его реакции. Несмотря на то, что он был сосредоточен на моем теле, я восприняла это как знак того, что хорошо справляюсь.
— Никуда не уходи. Я сейчас вернусь.
По пути к бару, я открыла свой клатч и полезла во внутренний карман, куда положила флакон. Пока ждала бармена, я незаметно открыла его и зажала между пальцами. Другой рукой я вытащила две двадцатидолларовые купюры.
— «Олд фешен» и белое вино, — сказала я, когда бармен ко мне повернулся.
— Какого сорта вино?
«Всегда заказывай одно и то же вино, — говорила Мина. — Когда ты работаешь, то должна помнить все мелочи, йереха. Держи их у себя в голове. Нам нужно действовать тихо, не привлекая к себе лишнего внимания».
— Пино Гриджио. И, если есть, холодное.
Когда бармен принес напитки, я взяла бокалы за ободок, чтобы было удобнее высыпать содержимое флакона в напиток Дина. Через секунду безвкусная смесь растворится, и он никогда не узнает, что она была там.
Протянув Дину напиток, сунула флакон обратно в сумочку и достала блеск. Я практиковала это движение в своей комнате в общежитии всё утро.
— За что пьем? — спросил он, приподнимая свой бокал.
Я притворилась, что раздумываю, улыбаясь самой соблазнительной улыбкой.
— За то, что случится дальше.
Я уже знала, что произойдет дальше.
А сейчас мне оставалось только ждать, пока он выпьет свой напиток.
Глава 8
Бородач
— Почему ты это сделал? — зарычал я на ухо заключенному № 1497.
Я вытащил заключенного из камеры и привел в Операционную. Или, проще говоря, пыточную. В тюрьме таких комнат было три. У каждого охранника была своя, и все они были устроены под каждого из нас, с различными карательными устройствами.
В этих комнатах мы были кем-то типа докторов. Нам нужно было пространство для работы, а клетки таковым не располагали. Пыточные давали нам достаточно места для использования инструментов, а также тут был доступ к электричеству и воде. И в каждой Операционной имелась небольшая дверца, как для собак. Она была для малышей. Этим маленьким ублюдкам не разрешали находиться в камерах — им там было небезопасно. Если заключенный навредит такому, Шэнк потеряет рассудок.
Это о многом говорило, особенно о том, что он еще более больной ублюдок, чем я.
Заключенный наклонил голову в сторону и кашлянул кровью. Большая часть полилась на плечо, а остальная по руке.
— Пошел на хер!
Он бросает мне вызов.
Все они начинают именно с этой стадии. Затем приходит повиновение. Они будут клясться всем, что у них есть — жизнью своих детей, бизнесом, их домами. И только после того, как мы сломаем их физически, они, наконец, скажут правду.
А этот кусок дерьма еще держался.
Его руки были связаны за спиной, лодыжки прикованы к ножкам стула. Вместо стула гинеколога или дантиста, для сегодняшней пытки я использовал простой старый деревянный стул.
Похоже, сегодня я более мягок, чем обычно.
Видимо, Лейла каким-то боком на это повлияла.
— Почему ты сделал это? — повторил я.
Каждый раз, когда он двигал своей головой, веревка, обернутая вокруг его шеи, врезалась немного глубже. Я завязал ее так не для того, чтобы задушить его, а затем, чтобы дышать с каждым разом становилось немного сложнее.
Задушить его было бы слишком просто.
Сначала ему нужно испытать настоящую боль.
— Отвечай, — потребовал я, врезав кулаком по его физиономии.
Кровь быстрее полилась по его подбородку, всё больше выливаясь из носа. Когда она дошла до его губ, он выплюнул:
— Пошел ты!
Пошел я?
Я засмеялся.
Он сделал достаточно дерьма. Поэтому-то он и здесь.
Обычно нам было насрать на преступления, совершенные нашими заключенными. Нас нанимали пытать и убивать, и это мы и делали.