Хит сезона (сборник)
Шрифт:
– Лезь наверх! – шипел снизу Виктор.
Я увидела прямо у себя над головой карниз крыши. До него можно было свободно достать рукой. Я протянула обе руки и ухватилась за край жестяного карниза.
Виктор меня тут же отпустил, и я повисла на руках, едва не заорав от ужаса.
Жесть в моих руках начала прогибаться, и я уже представила, как я лечу с третьего этажа на асфальт и ломаю себе ноги и позвоночник, как вдруг Виктор поймал мои болтающиеся в воздухе ноги и резким рывком поднял меня еще выше. Моя грудь поравнялась с карнизом, и я навалилась на него, одновременно совершенно рефлекторно закинув одну ногу на край крыши. На своей, извините, заднице я в этот момент почувствовала руку Виктора, которая мощным движением просто вытолкнула меня на крышу.
Я по-тараканьи отползла от края и беспомощно оглянулась. А дальше что делать?
Я чуть не шарахнулась от неожиданно и бесшумно выскочившего из-за края крыши Виктора, который тоже перевалился на ее поверхность.
– Куда теперь? – прошептала я.
Виктор не ответил. При свете луны мне видно было, что зубами он держит нож. Перехватив его рукой, он тихо скомандовал:
– За мной!
В его голосе были спокойствие и уверенность – именно то, чего мне сейчас не хватало. Я поверила, что Виктор меня в обиду не даст, и устремилась за ним вверх по крыше на другую сторону, куда выходили окна той комнаты, где я только что спала.
Виктор осторожно выглянул из-за гребня крыши и вдруг, схватив меня за руку, показал на привязанную к трубе веревку, которая дрожала и двигалась немного из стороны в сторону.
На ней явно кто-то висел.
Проследив, куда она ведет, я поняла, что висел на ней тот, кто разбудил меня своим царапаньем в стекло.
Виктор одним взмахом ножа перерезал веревку. Отрезанный конец скрылся за краем крыши.
Крик раздался не сразу. Наверное, уже перед самым падением человека на асфальт, потому что получился он очень коротким и закончился глухим шлепком, словно на пол упала влажная тряпка.
Виктор потрогал вторую веревку. Она свободно двигалась вслед за его рукой, спускалась за край крыши как раз напротив кухонного окна.
Не сказав мне ни слова, Виктор бросился назад к тому месту, откуда мы выбрались на крышу.
Несмотря на то что он торопился, я не слышала грохота жести под его ногами. Каким-то чутьем он выбирал жесткие места, стараясь наступать на швы между двумя листами кровельного железа. Когда же я попробовала сделать шаг по крыше, под моей ногой что-то гулко бухнуло, и я сочла за лучшее оставаться на месте.
Виктор успел вовремя.
Я держалась руками за гребень крыши, и мне очень хорошо было видно на фоне луны, как Виктор совершенно бесшумно, по-паучьи подбегает к краю крыши, как снизу появляются две руки и хватаются за этот край, как Виктор бьет кого-то ногой и руки, взмахнув в воздухе, исчезают.
На этот раз крика не было, был только глухой влажный шлепок об асфальт.
– Быстро! – сказал опять Виктор, не давая мне даже порадоваться его молниеносной победе. – Уходи! По веревке! Давай!
Он показал мне на веревку, спускающуюся к кухонному окну. Я задрожала и замотала головой.
– Я не могу, – сказала я. – Я высоты боюсь. Я лучше по лестнице.
Виктор выразительно покрутил пальцем у своего виска и показал мне тем же пальцем на небо. Я подняла голову и увидела, что небо наполовину уже посветлело. Вот-вот должны появиться дворники с метлами и обнаружить два тела, лежащие под моими окнами.
Если я спущусь по пожарной лестнице, мне придется пройти в одних трусах по двору, подняться по лестнице в подъезде, рискуя нарваться на нашего дворника дядю Равиля, который выходит обычно ни свет ни заря шкрябать асфальт своей метлой. И тогда уже и думать нельзя о том, чтобы остаться в стороне от этих двух тел, валяющихся под окнами. И мне придется очень туго, когда я буду объясняться с милицией.
Виктор был абсолютно прав – нужно возвращаться через окно, предварительно убрав с крыши веревки, а потом осмотреть квартиру, уничтожить следы пребывания в ней ночных визитеров, если они остались, и быстренько сматываться отсюда, желательно – незаметно.
Ничего не оставалось, как ухватиться за веревку и сползти за край крыши, стараясь одновременно не свалиться вниз и не ободраться о край крыши. Голая же практически! Черт! Даже и думать об этом некогда, куда уж там – смущаться!
С трудом, но мне удалось все же повиснуть на веревке напротив кухонного окна.
Оно было отворено настежь, и я вспомнила, что вечером не закрывала его на задвижки, а только плотно прикрыла, облегчив тем самым задачу тому, кто посетил ночью мою квартиру. Слегка раскачавшись, я забросила ноги в окно и села на подоконник.
Едва я почувствовала себя внутри квартиры, хотя сидела только на подоконнике, как веревка ослабла, и верхний конец ее соскользнул с крыши вниз. Виктор уже уничтожал следы чьего-либо пребывания на крыше.
Я втащила веревку в окно на кухню и не успела даже найти свой халат, как в дверях комнаты появился Виктор. Мой халат он держал в руке.
Мы быстро и наглухо закрыли окна, вытерли пол под кухонным окном и в комнате, где спал Виктор, оделись, спрятали камеры у Виктора под рубашкой и тихо выскользнули из квартиры.
Едва мы миновали площадку второго этажа, на котором жил дядя Равиль, как я услышала звук открывающейся двери и его вечное бормотанье. Старый татарин уже лет десять жил один и привык разговаривать сам с собой.
Я тронула Виктора за руку и показала жестом: «Быстрее!»
Ни одна душа, в том числе и дворник, не видела, как мы тихо прошмыгнули от двери подъезда к ближайшему углу дома и под его прикрытием ломанулись что есть мочи к проходному двору на соседнюю улицу.
– Вот что, Витя! – сказала я. – Мы вчера пришли ко мне очень поздно, вряд ли нас кто-то видел. А если и видел, неважно. Можно сказать, что мы снова ушли и ночевали в редакции. Алиби нам может Кряжимский организовать. Скажет, например, что звонил мне в редакцию ночью. А здесь нас не было! Согласен?
Виктор кивнул и вдруг добавил:
– А Марине без лишних подробностей расскажем. Согласна?
Я, конечно, тоже кивнула, но меня поразила его твердая уверенность, что Маринку мы обязательно найдем и освободим. Мало того, он сейчас думал о том, что не надо провоцировать ее на ревность, рассказывая, как он таскал меня по крыше чуть ли не полностью обнаженную.