Хитмейкер. Последний музыкальный магнат
Шрифт:
Грубиян… Грубиян… Только об этом и говорил, и именно так я впервые услышал об Аллене Грабмене, преуспевающем адвокате. И это было прежде, чем он переехал на Парк-авеню и стал моим близким другом. Магия-шмагия… В итоге наши карьеры переплелись, и не знаю даже, смог ли бы я добиться успеха без его помощи. Когда наша дружба окрепла, мы, бывало, звонили друг другу по двадцать раз на дню.
Самая интересная штука была именно в том, что, проходя мимо Крошки, вы никогда не знали, кого вы сегодня встретите, как эта встреча изменит вашу жизнь, что вообще может случиться.
Однажды под вечер к нам
– Эй, парни! Нам нужны люди для бэк-вокала! Не важно, умеете ли вы петь, – нам надо пять – десять человек.
Такое случалось довольно часто, и мы охотно помогали. Мы вваливались на студию звукозаписи к Паулю Леке, жизнерадостному мужику с бородой на все лицо, – он был в Mercury Records продюсером рангом повыше. Когда он объяснял нам, что ему нужно, то говорил примирительным тоном:
– Ребят, вам это покажется глупым… Но я написал одну песню, и там есть момент, где вам всем надо будет запеть как-то так: «На-на, на-на, на-на, на-на… хей-хей-хей, прощай!»
Нас с самого начала разбирал смех – до того глупо выглядел текст. Это кто угодно мог спеть – впрочем, Паулю это и требовалось. Ему не нужны были профессиональные исполнители, он хотел, чтобы хор на заднем плане звучал как кучка подвыпивших парней. Мы нацепили наушники, столпились вокруг одного-единственного микрофона и хорошенько зажгли. А потом вернулись обратно к работе, как если бы ничего не произошло.
Три месяца спустя Na Na Hey Hey Kiss Him Goodbye прогремела по всей Америке. Эту песню и в наши дни можно услышать, особенно когда ансамбль и болельщики какого-нибудь колледжа во время спортивных соревнований хотят посыпать соли на раны проигравшей команды соперника. А когда Na Na Hey Hey слышу я, то непроизвольно стараюсь отыскать свой голос где-то там, в общем хоре.
Помещения MRC Music не были просто «местом». Они были также эпохой в развитии музыки, эпохой, которая больше не повторится. Когда представляют себе 1969 год, то обычно воображают Вудсток, патлатых грязных подростков, катающихся в грязи и в клубах дыма марихуаны… а на заднем плане Джимми Хендрикс играет The Star Spangled Banner. Или представляют себе Нила Армстронга, делающего тот самый шаг по поверхности Луны. Если выбирать между между шастаньем по кратерам в скафандрах, катанием по кишащим клещами полям или ощущением ритма работы MRC Music, то я без колебаний выбрал бы двери дома номер 110 на Западной Пятьдесят седьмой и обмен приветствиями с Крошкой. Тогда я был именно там, где хотел быть.
Однажды я был у себя в кабинете и услышал гул собравшихся в коридоре людей. Нас всех звали в офис Джоэла Даймонда – туда набились все, кто в тот день был на месте.
– У меня очень плохие новости, – сказал Джоэл. – Все уволены. Включая и меня.
Настала потрясенная тишина. А потом будто вся комната взорвалась вопросами:
– Что за хрень?! Что ты имеешь в виду?
– Крупная корпорация под названием Philips-Siemens только что купила Mercury Records, – ответил он, – включая и наше подразделение. Она заодно купили и Chappell Music, так что теперь они нас объединяют.
Никакого выходного пособия – уж точно не для авторов песен, чьими продюсерами мы были. Нам всем велели очистить
Не помню точно, кто был в тот день в офисе, но если бы и вспомнил – все равно бы не сказал. Все решили самостоятельно обеспечить себя «подушками безопасности», понимаете? Стали выдергивать из розеток стереосистемы, выкатывать рояли…
– Подгоним грузовики! – воскликнул кто-то.
Часть сил была брошена на отвлечение Крошки – его звали на чашку кофе и несли тому подобную чушь, – а все прочие в это время волокли проигрыватели, колонки и прочие инструменты через черный ход – прямо в грузовики. Картина была суматошная, но забавная, очень забавная. Если бы мы кино снимали, то на заднем плане точно играла бы та самая песня: Na Na Hey Hey… goodbye.
Поскольку имен я не назвал, то вам не узнать, кто в тот день был в офисе. Но если вам удастся расспросить кого-нибудь из этих людей, то они, я клянусь, скажут вам, что и теперь, спустя сорок лет, опасаются приближаться к дому номер 110 по Западной Пятьдесят седьмой, а если и появляются там, то стараются идти по дальней стороне улицы – ведь все знают, что Крошка все еще разыскивает их.
Это была лучшая корпоративная чистка в моей жизни. Я, конечно, временно вылетел из дела, но лучших обстоятельств для увольнения и представить было нельзя. Неделю спустя Джоэл Даймонд обсуждал трудоустройство с вице-президентом Chappell Music, но на его уровне вакансий не было. Однако Норм Вайзер, вице-президент, упомянул, что ему нужен молодой «толкач», понимающий обстановку «на местах», и Джоэл посоветовал меня.
Несколько дней спустя я пришел в офис Chappell Music – дом номер 609 по Пятой авеню – и встретился с Вайзером. Это было чем-то похоже на примерку совершенно незнакомого фасона обуви, но новая работа пришлась мне как раз впору.
Chappell Music возводила свою родословную к 1811 году и в тот момент, когда я устроился туда, была крупнейшей музыкальной компанией в мире. Даже Happy Birthday to You – песня из их каталога. Среди авторов, работавших на эту компанию, числились Ирвин Берлин, Стефан Сондхайм, Ричард Роджерс и Оскар Хаммерштейн. И все же это была старомодная музыкальная контора, которая нуждалась в притоке «свежей крови» на пороге 70-х.
Я думаю, что Норм заранее навел справки, потому что мне не пришлось много рассказывать о себе.
– Я слышал, что ты – начинающий молодой агент по продвижению синглов, – сказал он. – Тот, кто знает, как добиться результата. Как насчет поработать на нас?
– Вы шутите? – изумился я.
Наверное, это прозвучало так, будто я готов работать хоть бесплатно. Норм улыбнулся и сказал:
– Знаешь что? Начнем, пожалуй, с двухсот пятидесяти долларов в неделю.
Это было даже лучше, чем оказаться в раю. Удвоение зарплаты по сравнению с MRC! С такими деньгами я мог съехать от родителей и жить отдельно. И это еще немного приблизило меня к Лизе.