Хитмейкер. Последний музыкальный магнат
Шрифт:
“Running Scared” Roy Orbison
“Please Mr. Postman” The Marvelettes
“Can’t Help Falling in Love” Elvis Presley
“Blue Moon” The Marcels
“Duke of Earl” Gene Chandler
“Mother-in-Law” Ernie K-Doe
“Unchain My Heart” Ray Charles
Прелесть посещения Артур-авеню состоит в том, что она всем готова раскрыть объятия и располагает к себе даже тех, кто там прежде никогда
Подростки больше не напевают ду-воп на углу, а во всех ресторанах и барах теперь висят плоские телеэкраны. Но, не считая этого, Артур-авеню мало изменилась с тех пор, когда я был ребенком.
Лавка мясника. Пекаря. Рыбная лавка. Магазинчик пасты. Прилавки с фруктами внутри огромного крытого рынка. Проверенная временем кофемашина в кондитерской Де Лилло. Мало где в Америке можно найти ресторан, вывеска которого повидала пять поколений. Захотелось моллюсков? Их продают со льда свежими прямо на улице – вон там, перед рынком «Козенца». Возьмем дюжину. Попробуйте с соусом из хрена, толики уксуса, лимонного сока и капельки «Табаско». Что я вам говорил? Так лучше всего!
В Casa della Mozzarella сыр для вас достанут прямо из рассола. А каков луковый хлеб у Madonia Brothers! Но помните: его выпекают лишь по субботам. Глядите – вот пиццерия «Полная луна». Когда я был ребенком, именно с этого места мне переставало быть так грустно после похорон. В этих краях пиццерия есть почти в любом квартале, но в каждой готовят чуточку иначе, и это в каждом случае дает вам особую причину заглянуть. Это похоже на музыку.
Артур-авеню одной из первых начала формировать мой вкус – она учила меня узнавать хорошее.
Мы все ходили в церковь Богоматери Кармельской. Те, кто венчался здесь, когда я был ребенком, никогда потом не разводились.
Мои родители прожили в браке семьдесят лет. Это важный факт, ведь именно семья определила мою юность. Музыка гоняла меня по всему миру, и мне повезло повстречаться и поработать вместе с величайшими звездами и влиятельнейшими представителями бизнеса. Но мои успехи часто сопровождались просчетами личного характера, иногда становившимися даже слишком известными широкой публике. Во многих отношениях я потратил значительную часть своей жизни на попытки стать таким человеком, каким был мой отец.
Мой отец, Томас Моттола-старший, был тихим человеком, чьим единственным предназначением в жизни была забота о семье. Я не мог бы и представить себе лучшего отца. Ни для кого не была тайной причина его преданности своим детям, а особенно – мне.
Ведь своего отца мой папа не знал. Все, что у него было, – фотография в рамке, где его отец был одет в итальянскую униформу. Я даже не думаю, что папа смог выяснить обстоятельства смерти своего отца. Мой же отец родился на Бликер-стрит, Манхэттен, в то время, когда экономика страны переживала нелегкие времена. Его брата и сестру забрала к себе добрая женщина, владевшая фермой в Бронксе, – она могла лучше позаботиться о них. Вот так в те времена делалось.
Подростком мой отец посещал школу имени Рузвельта на Фордхем-Роуд. Ему приходилось делать это вечерами, поскольку днем он работал курьером в таможенно-брокерской фирме. Он доставлял на таможню заявки на ввоз импортных товаров. Накопив 750 долларов, он уволился и основал собственную фирму, назвав ее Atlas Shipping. Его контора была воплощением изнурительной бумажной работы. Каждый ящик спиртного, поставленный корпорацией «Сигрем», каждый контейнер с индийской мебелью – все это придирчиво документировалось. Хотя эта работа и не вызывала энтузиазма, она позволяла кормить семью, и неплохо. Каждое утро, как часы, он уходил, и мы с матерью
Его стараниями мы смогли покинуть небольшую квартирку в паре кварталов от Артур-авеню. Сначала мы переехали в таунхаус всего в нескольких милях, на Пэлем-Парквей. Потом, спустя восемь лет, в уютный пригородный дом в тридцати минутах к северу, в Нью-Рошелл, и это для моего отца, должно быть, явилось воплощением американской мечты.
Создание семьи отец не откладывал в долгий ящик. Он встретил мою мать, Лену Бонетти, которую все звали Пегги, когда ей было пятнадцать. Это случилось в Бронксе, в районе Фордхем. Мама тогда хотела стать певицей, но ее отец был человеком строгих правил, чтил традиции и считал, что шоу-бизнес – недостойное занятие для молодой женщины. Когда она рассказала ему о своих планах, он выразил свое отношение к ним, закатив ей пощечину.
Я помню, как сильно моя мать любила петь, но пела она лишь в церкви, когда была еще ребенком. И конечно, дома, в кругу семьи и друзей. Отец умел играть на рояле, а потом научился и на укулеле, тогда как мои дядюшки аккомпанировали на своих гитарах. В выходные гостиную нашего дома наполняли угощения, гости, снова угощения, музыка, угощения, смех и опять угощения. Фундамент брака моих родителей не мог быть более ясным или прочным.
У них также было общее происхождение, так как предки матери происходили из Неаполя и Бари, а отца – из Неаполя и Авеллино. У них была своя церковная община и религиозные традиции. Их объединяла непоколебимая преданность своим детям. Но помимо всего этого и «химии» личных отношений Томаса и Пегги Моттолу объединяли семейные обеды и музыка.
Задолго до меня родители успели обзавестись тремя дочерьми: Джин и Джоан, близняшками, и Мэри Энн. Но отец с матерью всегда хотели мальчика, и мое появление на свет стало для них даром Небес. Крестный отец, которого мне подобрали, мало походил на Марлона Брандо или Аль Пачино. Его звали Виктор Кампионе, и в более юные годы он работал в ФБР. Вот вам и стереотипы…
Покинув правоохранительные органы, мой крестный решил заняться политикой на местном уровне и в итоге дорос до районного руководителя Демократической партии в Бронксе. Во времена Таммани-Холла [1] дядя Вик был одним из тех парней, которые обладали огромной властью за кулисами, «делателем королей», благодаря которому люди вроде Эйба Бима становились мэрами Нью-Йорка. Дядя был человек строгий и прямой, и каждое его слово обращало на себя внимание. Мне достаточно было взглянуть на дядю Вика, чтобы понять, что мой жизненный долг – стать выдающимся профессионалом и предметом гордости родителей.
1
Таммани-Холл – социально-политический клуб, существовавший в Нью-Йорке с 1854 года и тесно связанный с Демократической партией. (Здесь и далее примеч. ред.)
Когда мне стукнуло пять лет, три моих старших сестры уже успели вырасти и покинуть дом, что дало мне тысячу процентов внимания родителей. Мама водила меня в школу, забирала обратно, помогала делать домашнее задание, натирала спиртом, если я простужался. Но также она была строгим командиром, ей пришлось им стать. С точки зрения отца, я просто не мог сделать ничего дурного. Однажды, когда я был совсем маленьким – возможно, в три или четыре года, – я играл в подвале с молотком и стукнул старшую сестру по голове. Когда она пожаловалась на меня, отец только спросил: «Кто оставил молоток без присмотра?»