Хитон погибшего на кресте
Шрифт:
Возражение было произнесено неуверенно, – не потому что старец сомневался в своей правоте, но потому, что всемогущий Анна думал по-иному, и это видели все.
– Почтенный Давид. Мы все почитаем тебя как мудреца и хранителя истины. Мы часто испрашиваем твоего совета по самым сложным вопросам и всегда получаем верный ответ. Ты прекрасно знаешь, что ни египетский, ни вавилонский плен, ни рассеяние и рабство не уничтожили наш народ. А почему?!! Потому, что иудеи были непреклонны, а порой и жестоки с теми, кто пытался их расколоть, нарушить единство. Наша стойкость вызвала благословение Господа, и Он внушил царю персидскому Киру вернуть иудеев в свое отечество и восстановить их храм.
И ты не можешь не знать: когда дело касается интересов всего народа, даже Глас Неба не принимается в расчет. Впрочем, не стоит тревожить Господа всякий раз, ибо он дал однажды и навсегда правила жизни. Все мы знаем притчу о раби Элиэзере, который вел спор с мудрецами, в сущности, по незначительному вопросу.
Раби Элиэзер исчерпал все доводы и в отчаянии поднял свой взор к облакам: «Если я прав, то пусть само Небо подтвердит мою правоту!»
Раздался Голос с Неба: «Зачем противитесь вы словам Элиэзера? Ведь закон на его стороне!»
Спорщиков и это не остановило. «Не на небе Тора, а в руках мудрецов», – произнес раби Иехошуа. А Раби Йермияху пояснил: «Тора была дарована нам на горе Синай. И после ее дарования мы уже не принимаем во внимание Голос с Неба потому, что в Торе сказано: по большинству склоняться».
Встретился после этого раби Натан с пророком Элияху и спросил: «Как отнесся Всевышний к этому спору?»
Ответил Элияху: «Улыбнулся Господь и сказал: “Победили Меня сыновья Мои, победили Меня!”»
Суд Пилата
Спустя несколько дней служители первосвященника Каиафы доставили в преторий Пилата человека. Они долго стояли у дверей, не смея войти внутрь, чтобы не оскверниться перед Пасхой. Переступить порог дома, где обитают язычники, они не могли; тем более теперь, когда Каиафа потратил столько усилий на доказательство непорочности их древних законов.
Пришедшие терпеливо приглашали Пилата выйти и столь же терпеливо его ждали, а он все не шел. Прокуратор словно чувствовал, что если выйдет, вся жизнь его перевернется, что он лишится покоя до конца дней своих; и после смерти станет ненавидимым всем миром.
Наоборот, Понтий Пилат и вовсе застыл на месте, когда узнал причину посольства от первосвященника. К его несказанному удивлению, сообщили, что приведен Иисус из Назарета к нему на суд. Наконец Пилат снизошел до посетителей, но вершить суд у него по-прежнему не было никакого желания.
– В чем обвиняется этот человек? – спросил он, окидывая тревожным взглядом всю компанию. – Уж не хотите вы сказать, что сей кроткий юноша – страшный разбойник?
– Мы бы не пришли к тебе, если б он не был опасным злодеем, – начал терять самообладание помощник Каиафы и пояснил: – Это Иисус из Назарета. Мой господин сказал, что тебе известна его вина.
– Так возьмите злодея себе и судите по вашим законам, коль он их нарушил. – Пилат попытался избавиться от посетителей таким способом.
Попытка не дала результата, и прокуратор услышал в ответ:
– Мы не имеем права, потому что нам не позволено предавать смерти. А меньшего он не заслуживает.
Затем Понтию Пилату передали список преступлений, которые числились за Иисусом, а также личную просьбу первосвященника: обвиняемый должен быть казнен как можно скорее.
По своей привычке не накапливать нерешенные вопросы, Пилат, несмотря на полное отсутствие желания, сразу приступил к делу. (Впрочем, у него, конечно, был интерес к Назарянину, но совсем другого рода.)
– Правда ли, что ты назывался царем иудейским? – прокуратор начал допрос утомленного человека.
– Так назвал меня ты. Царство Мое не на этой земле, оно может принадлежать любому. Каждый человек на земле сам избирает: в каком царстве ему жить.
– Всякий человек рождается в том государстве, на земле которого стоит дом его родителей. Как не выбирают отца, так не выбирают и правителя, стоящего над ним, землю, на которой раздался первый крик рожденного, – уверенно произнес Пилат.
– Человек избирает свой земной путь: в царство света или тьмы.
– Так ты царь? – не понял прокуратор: здоров ли человек, стоящий перед ним.
– Я царь истины и слуга ее.
– Говорят, ты возмущался против цезаря?
– У Меня нет на то причин. Цезарю – цезарево, а Богу – Богово.
– Говорят, ты излечил многих больных, у которых не было надежды на выздоровление?
– Господу было угодно, чтобы здоровье вернулось к этим людям.
– И ты можешь излечить любого человека?
– Человек может излечить себя сам. Каждому воздастся по вере его.
– Мне говорили, что именно ты исцелил от недугов множество больных и калек, – подозрительно посмотрел на Иисуса Понтий Пилат.
– Отцу Небесному через Меня было угодно передать свое расположение к этим людям.
– Ты можешь излечить, скажем, римского императора? – прямо спросил совсем запутавшийся прокуратор.
– Он сам излечится, если уверует в Отца Небесного, если примет Его закон жизни. Если этого не случится – Я бессилен.
– Да в своем ли ты уме, назарянин! Ты хочешь, чтобы император уверовал в иудейского бога?
– Отец Небесный один для всех.
– А как же римские боги, которым поклоняются мои соплеменники столько, сколько стоит мир?!
– Их придумали люди, не познавшие Отца Небесного.
– Я прошу тебя, Иисус из Назарета: забудь последнее, что ты сказал. – Пилат вдруг испугался за человека, которого ему надлежало судить. – Римляне позволяют иудеям поклоняться своему богу, они чтят чужих богов, но никому не дозволено презрительно отзываться о их собственных богах.
– Я не скажу, если меня не спросят.