Хитон погибшего на кресте
Шрифт:
Со временем все чаще появлялось желание написать роман о людях, стоявших у самых истоков мировой религии. Однако множество проектов продолжало отодвигать Пилата в дальний угол, находился любой предлог не заниматься этой темой. Пилат был гигантским дымящимся вулканом, который манит, но в то же время и пугает. Была закончена долгая кропотливая работа по теме Великого княжества Литовского. На следующий день планировалось приступить к другой давно отложенной рукописи, которая более чем наполовину была готова. С вечера забросил на съемное устройство множество материалов. (Утром уезжал на некоторое
Прибыв на место, запустил ноутбук, вставил съемное устройство и… практически полная пустота. Накануне антивирусная программа показала, что на съемном устройстве обосновались вредоносные объекты. Они были нейтрализованы, и я успокоился, – как оказалось, напрасно.
Исчезли сотни и сотни документов, все материалы по только что законченной книге, все по той, что собирался писать (включая рукопись), наброски последующих проектов. Не было ни малейшей возможности вернуться домой и все копировать с компьютера. Доступа к Интернету не имелось. В раздумье перебрал те жалкие единицы документов, что уцелели после виртуального торнадо.
Остались мемуары барона Гилленкрока, генерал-квартирмейстера Карла XII, взятого в плен под Полтавой. Они любопытны, но в тот момент меня не интересовали. Сохранилась моя переписка. Я почти с радостью открыл ее, надеясь подготовить ответы своим корреспондентам, и таким образом с пользой истратить случайно появившееся свободное время. Разочарование снова постигло меня. Оказались только письма, на которые уже отправлены ответы, хотя я помню, что вчера забирал с почты и те, которые планировал отписать.
И наконец, остался фильм «Мастер и Маргарита», который брат на днях скопировал. Включил. Вначале все было хорошо, проехал злополучный трамвай, потом при хорошем звуке начало тормозить изображение. Вскоре на экране лишь изредка менялись картинки. (Чуда здесь не было никакого, так как старенький ноутбук фильмы уже не тянул; сей аппарат использовался мною исключительно для чтения и письма, – в местах, где рисковать новым суперсовершенным компьютером не хотелось.) Смотреть заторможенное действо не имело смысла, но фильм напомнил мне о Понтии Пилате. Вот таким сложным способом обстоятельства привели меня к римскому прокуратору, и ничего иного не оставалось.
С внутренним трепетом я начал размышлять о далеких событиях, и случилось чудо. Целые эпизоды возникали с поразительной скоростью, картинки менялись, словно в калейдоскопе из далекого детства. Огорчало лишь одно, что не успеваю записывать события, происходившие прямо перед моими внутренними глазами. Я даже старался поменьше думать о сюжете из боязни увидеть что-то из тех далеких времен и, не успев запечатлеть в тексте, забыть.
Пришло время Понтия…
Как цените отцов своих?
Сирийская провинция была присоединена к Риму знаменитым Помпеем Великим в 64 г. до н. э. Население ее смирилось со своей участью и не доставляло особых хлопот Риму… Хотя оба народа презирали друг друга. Римляне называли жителей богатой густонаселенной провинции варварами, ни мало не смущаясь тем, что у провинциалов (греков и семитов) культура была выше и древнее римской. Сирийские торговцы успешно соперничали с римскими купцами; до берегов Тибра добрались сирийские божества, завоевавшие немало латинских
Сложнее обстояли дела с Иудеей. Она сравнительно недавно (6 г. н. э.) была присоединена к Риму и в качестве управителя получила римского прокуратора, который подчинялся сирийскому наместнику.
Иудея не забыла времена, когда была независимой от Рима, и не оставляла надежды вернуть самостоятельность. Достаточно небольшого повода, и край начинал волноваться, словно море, разбуженное порывом ветра. Впрочем, до шторма – во времена первых прокураторов – дело не доходило. Наиболее непримиримые противники римского владычества объединялись в небольшие отряды. Они попросту разбойничали – как на своей территории, так и проникали в соседнюю Сирию. Один из таких отрядов несколько месяцев держал в страхе западное сирийское пограничье. Его предводитель Бар-Симон слыл неуловимым удачливым мстителем. Разбойничий отряд постоянно увеличивался, грозя вырасти до размеров армии. Наместник Сирии направил против Бар-Симона одного из своих легатов – римского всадника Понтия Пилата.
Около месяца с поистине римским упорством гонялся Пилат за везучим разбойником, но всегда его легионеров встречали только дымящиеся головешки сожженных деревень. Поймать разбойника стало делом чести для легата, обратное грозило обрушить его начинавшуюся карьеру. И вот однажды к нему привели перебежчика, у которого Бар-Симон отнял богатую добычу. Озлобленный иудей желал любой ценой отомстить предводителю. С его слов стало известно, что разбойничий отряд в одну из ближайших ночей собирается напасть на город Ермон.
Не слишком доверяя словам предателя, Понтий Пилат тем не менее уцепился за этот призрачный шанс. Ускоренным маршем римские когорты устремились к названному городу. Пилат не стал входить в Ермон, так как понимал, что лазутчики Бар-Симона немедленно донесут ему о прибывшем подкреплении, и это заставит мятежников отказаться от своих планов.
Римляне разместились в ближайшей деревне. Жителям Пилат запретил покидать дома до тех пор, пока на постое находились легионеры. И даже своим воинам он приказал в дневное время не показываться на улице. Так прошло два дня. На третью ночь разведка донесла, что войско Бар-Симона, безжалостно уничтожая встретившихся на пути людей, вошло в сады Ермона и затаилось.
Мятежники отдыхали и ждали рассвета, чтобы напасть на город. Понтий Пилат обрушился на них ночью, когда большинство врагов спало самым крепким сном. Спросонья разбойники не могли даже понять, что творится в темноте. А легионеры Пилата за время марша успели привыкнуть к ночному мраку и теперь методично уничтожали врагов.
По истошным воплям товарищей подчиненные Бар-Симона поняли, что их бьют, и принялись выбираться из злополучного сада. Подобными действиями они лишь усугубили свое положение: деревья служили естественной преградой и мешали римским легионерам сражаться правильным строем. Теперь выбравшихся в поле разбойников ничто не защищало. Поднимавшаяся на востоке заря осветила полных решимости римских легионеров и сбившееся в толпу поредевшее израненное воинство Бар-Симона.