Хитрая затея
Шрифт:
Оказывается, место, где мы нашли тела Ташлиной и Данилевича, соседствовало с имением того самого фон Лауэна, находясь почти на самой его границе. Имение купил ещё отец барона, а нынешний хозяин ездил туда развлекаться охотою да устраивал там праздничные собрания для своих земляков. Когда Крамниц сообщил, что среди завсегдатаев тех собраний числилась и баронесса фон Альштетт, я уже не удивился.
Итак, нам с Крамницем стоило записать в заслугу то внимание, которое мы обратили на связь изучаемых нами событий с Калужской дорогой. В особенности, конечно, это заслуга Ивана Адамовича, потому как именно он нашёл здесь связь не только с событиями, но и с персоналиями розыска. Что же, раз уж дело, как я говорил, пребывало в зимней спячке, то теперь
— И что дальше делать будем? — спросил я Крамница, когда мы отметили успех, выпив по рюмочке.
— Ждать, — ответ, признаться, меня удивил.
— Чего же именно? — затребовал я разъяснений.
— Завершения розыска по воровству в Палате государева двора, — Крамниц хитро улыбнулся. — Тогда Ташлина и возьму. Держать его по обвинению в воровстве казённых денег можно будет сколь угодно долго, вот под такое дело мы его и по убийству жены с любовником прижмём.
Да, это Иван Адамович хорошо придумал, при таком-то раскладе Ташлин не отвертится. Ещё бы на баронессу накопать чего такого, чтобы можно было и её прищучить. Хм, а похоже, есть что… Ну точно, как же я сразу-то не подумал!
— Иван Адамович, — я терпеливо дождался, пока Крамниц завершит излагать своё видение незавидного положения, в каковом уже скоро окажется Ташлин, — мне кажется, я знаю, где искать ту самую Эльзу.
— И где же? — какое-то время у пристава ушло на то, чтобы переключиться и сообразить, что я ни с того, ни с сего заговорил о похожей на баронессу служанке, но, надо отдать Ивану Адамовичу должное, недолгое.
— Тут же мало одной лишь внешней схожести, не так ли? — поставил я риторический вопрос. Крамниц согласно кивнул. — Надо ещё, чтобы Эльза изображала баронессу именно тогда, когда госпоже это необходимо?
— Верно, — на этот раз пристав выразил согласие ещё и голосом.
— Следовательно, у баронессы с этой Эльзой должна иметься быстрая и надёжная связь, — продолжал я.
— Должна, — подтвердил Крамниц.
— Но это не телефон, вряд ли телефон может быть в жилье, которое прилично снять мещанке или крестьянке, — обозначил я ограничение.
— Не телефон, — не стал спорить пристав.
— Значит? — я сделал паузу.
— Меблированные комнаты в том же доходном доме! — всего несколько мгновений понадобилось приставу, чтобы её прервать. — Превосходно, Алексей Филиппович! Сей же час пошлю туда! Да какое пошлю, сам отправлюсь!
Ну да, когда Крамниц был у баронессы, вряд ли кто из прочих губных чинов так уж сильно к ней приглядывался, чтобы потом признать схожесть в другой женщине. Я решил проехаться с приставом, и уже скоро мы оказались на месте — тут и пешком-то недалеко.
…Маргариту фон Альштетт я пока так ни разу и не видел, но если занимавшая маленькую комнату в четвёртом этаже доходного дома Эльза Липпе и впрямь так сильно на неё походила, стоило признать, что и лицом своим, и сложением баронесса была особою, несомненно, впечатляющею. Дорогих платьев в комнате мы не нашли, украшений, что дорогих, что не очень, тоже, видимо, баронесса давала Эльзе свои, но зато хватало других недешёвых предметов дамской амуниции — шёлковых чулок, шёлковых же и кружевных перчаток, лаковых туфель и прочего. Даже пара шляпок и превосходного сукна епанча [1] нашлись. Забрав всё это добро и его хозяйку, мы вернулись в управу, где и приступили к допросу.
Что несколько раз она выдавала себя за баронессу фон Альштетт Эльза Липпе, двадцати лет от роду, римско-католического вероисповедания, мещанка, родившаяся в Риге, проживающая в Москве в доме купца Букреева, нумер четвёртый по Скатертному переулку, девица, признала сразу же, но сразу же начались и странности. Во-первых, Липпе заявила, что делала такое не по приказу
— И что это было? — с недоумением спросил я, когда мы с Иваном Адамовичем остались вдвоём и пропустили ещё по рюмочке, исключительно для успокоения.
— Мне более интересно, сколько баронесса этой Липпе заплатила, — задумчиво сказал Крамниц, и, видя мой вопросительный взгляд, пояснил: — Попытки обманом выдать себя за особу дворянского сословия Липпе сама и признала, а это три года работ в казённых парусных мастерских, и хорошо, если на Чёрном море, а не на Белом. И то, если тем обманом она ни с кого не поимела выгоду. Вот я и думаю — что Эльза Липпе получила, чтобы на такое согласиться?
— А мне, Иван Адамович, кажется, я это знаю, — медленно начал я.
[1] Епанча — длинный широкий плащ без рукавов с очень широким отложным воротником, которым можно было накрыть голову на манер капюшона. Шились епанчи из толстого сунка и использовались для защиты от холода и дождя
Глава 28. Одно к одному
— Вот как? И что же? — немедленно заинтересовался пристав.
— Помните, служанка, которую вы ещё потом допрашивали, как там её…
— Карлина? — переспросил Крамниц.
— Точно, Карлина! — теперь и я вспомнил. — Так вот, Карлина говорила, что у Эльзы больная мать. Может, запросите рижских губных, что с её матерью? Баронесса ведь могла заплатить доктору, и хорошо заплатить…
— Хм, — призадумался пристав. — А ведь и правда, Алексей Филиппович, такое очень даже может быть. Что же, ещё один запрос в Ригу отправлю.
Да уж, они там, наверное, без запросов Ивана Адамовича уже соскучились, хе-хе… А если всерьёз, то да, за оплату лечения матери Эльза Липпе вполне могла и согласиться не только изображать баронессу, но и взять на себя ответственность за это. Что и понятно — за присвоение себе чужого имени и положения накажут её далеко не так строго, как за соучастие в двойном убийстве. И уж точно не сама Липпе всё это придумала, так что все свои сомнения в умственных способностях баронессы мне пришлось отбросить. Впрочем, сама баронесса пока что не торопилась блистать этими своими способностями, во всяком случае, на первом допросе она их никак не показывала.
Но дамочка непростая, та ещё штучка… Каким-то совершенно непостижимым образом в ней совмещались холодная северная красота и то, что в прошлой моей жизни назвали бы сексуальностью, а здесь именуют похотью, причём похотью необузданной. Таким сочетанием красоты и похоти Маргарита фон Альштетт напоминала мне другую, настоящую, баронессу Катю фон Майхоффен. [1] Только у Кати тогда это только-только начиналось, и то она пыталась меня подчинить, а эта особа уже умелая, опытная и привыкшая к победам. Хм, а ведь что я, что Катя, что эта вот фон Альштетт — мы же ровесники. М-да, боюсь даже представить, какая Катя сейчас… Так или иначе, теперь я хорошо понимал, на что повёлся Ташлин, стремясь избавиться от жены, и совсем не понимал, как рядом с баронессой фон Альштетт умудряется сохранять спокойствие и деловитость Иван Адамович.